— Сергей Иванович, недавно Павел Анатольевич сообщил, что вы проводите эксперименты с поиском выходов в другие миры и добились определенных успехов.

Он не спрашивал, он утверждал. А я не стал лукавить, тем более у меня были определенные планы относительно участия СССР в моем проекте в Российской империи 1914 года.

— Да, товарищ Сталин. Мы сумели пробить канал в 1914 год.

Опять пристальный взгляд и немного напряженный голос:

— И каковы ваши планы?

А я не стал выпендриваться и просто сказал:

— Выведение России из мировой войны до начала весенней кампании 1915 года, заключение сепаратного мира с Германией. Размещение на оборонных предприятиях и России, и Германии заказов для СССР 1942 года. В вашем мире промышленная база вывезена за Урал и еще не может обеспечивать армию нужным количеством продукции, да и продуктов не хватает. Вот и можно будет всё это закупать в другом мире.

— Но ведь тогда не будет революции.

— Да, одной из задач стоит недопущение революции и, соответственно, гражданской войны. Главным там будет захват информационного пространства, уничтожение всяких неправительственных организаций типа масонов и проведение бескровной цветной революции.

— А как же Ленин? Почему не допустить революцию? Как же коммунизм?

Вроде и сказал резко, а глаза внимательные и спокойные, как у экзаменатора.

— Как вы правильно сказали, я не хочу допустить огромных потерь русского народа, и та бойня, свидетелем которой вы были, товарищ Сталин, не пошла ему на пользу. Огромное государство с многовековой историей развалилось, и только благодаря вам и ценой огромных усилий его удалось восстановить. Вот мы и хотим попытаться всё сделать немного по-иному, без крови. А насчет коммунизма — попробуем построить социализм, главное, чтоб не лилась русская кровь.

Сталин попытался затянуться потухшей трубкой, но его мысли гуляли где-то далеко. Но следующий вопрос меня поразил:

— Насколько изменения в том мире повлияют на наш и на ваш мир? Не будет ли последствий, как в рассказе американского писателя Рея Бредбери «И грянул гром» — эффекта бабочки?

— Нет, товарищ Сталин. Мы в вашем мире столько внесли изменений, даже специально скалу взорвали под Симферополем, но в нашем мире ничего от этого не изменилось. У нас с вами разные миры, также как и мир 1914. Там уже проведены определенные изменения, но в вашем мире никакой реакции это не вызвало. По моему мнению, это параллельные миры…

Сталин задумался и через минуту спросил:

— Когда можно будет размещать заказы?

Вот ведь прагматик. Я облегченно вздохнул, и это не укрылось от него. Всё обдумал и просчитал.

— По моим подсчетам, в течение двух-трех месяцев.

Сталин опять замолчал, откинувшись на спинку кресла. Пауза затягивалась. Приняв решение, он заговорил:

— Это много времени. Надо ускорить процесс.

— Мы постараемся, но…

Я не стал продолжать, а Сталин продолжил:

— Пора вам выходить из тени. Легенду вам придумаем.

— Это к чему?

— Я хочу вам предложить стать членом Государственного комитета обороны Советского Союза.

Вот тут я не выдержал и хмыкнул. Усатый хитрец умудрился найти самое нестандартное решение, чтобы держать меня в узде.

— Вы уверены?

— Абсолютно, Сергей Иванович. Мне нравится ваша энергия, целеустремленность. Вы не стремитесь к власти и воспринимаете ее как тягло, а не как самоцель. Это хорошо. И главное, вы очень удачливы — большинство ваших проектов приносят пользу вашим друзьям и большие неприятности вашим врагам. Грех будет такие качества не пустить на пользу нашей стране.

И он улыбнулся, как удав, готовый съесть бедного кролика.

А я лихорадочно обдумывал это предложение. Неплохая комбинация получается. Пусть теперь в будущем попробуют на голову сесть. Член ГКО — это статус, причем немаленький. Было еще масса плюсов, поэтому я коротко кивнул:

— Я согласен, но есть определенные условия, которые я озвучу после того, как немного приду в себя после ранения.

— Конечно, Сергей Иванович.

Голос у вождя всех народов и физкультурников напоминал патоку. Умеет ведь, когда хочет.

После ухода Оргулова в кабинет Сталина вошел Берия, который долго дожидался вызова. Изображая скрытую обиду, нарком остался стоять на пороге, но хозяин кабинета, кажется, не заметил его небольшого демарша и просто махнул рукой в сторону стула, где только недавно сидел посетитель из будущего.

— Присаживайся. Мне нужно знать твое мнение.

Удивленный Берия занял указанное ему место и стал терпеливо ждать. Сталин достал небольшой цифровой диктофон с выносным микрофоном и включил его на воспроизведение. Пока Берия слушал запись разговора хозяина кабинета с Оргуловым, Сталин снова раскурил трубку и некоторое время пускал клубы дыма и смотрел перед собой, заново переживая обстоятельства столь короткой, но весьма судьбоносной встречи.

Трубка погасла, а в кабинете всё еще слышалась речь Оргулова, записанная с некоторыми искажениями на цифровой диктофон. Но всему приходит конец: дождавшись последних слов, Сталин нажал кнопку «стоп» и поглядел на Берию.

— Ну, что скажешь, Лаврентий?

Нарком опустил глаза и посмотрел на свои руки, которые за время прослушивания записи разговора мертвой хваткой вцепились в папку с документами. Он до конца не мог понять настроение Хозяина и поэтому старался быть осторожным в высказываниях.

— Странник сильно изменился за последнее время. Если раньше это был удачливый командир небольшой группы осназа, в большей степени идеалист, то теперь это уверенный в себе политик, прекрасно знающий, что он хочет и как этого достичь. Опасный противник.

— Ты считаешь, что он наш враг?

Вопрос был с подтекстом и задан таким тоном, что Берия вздрогнул и понял, куда клонит Хозяин. Он догадывался, что Сталин хочет верить, что Странник не враг, и сейчас любая попытка его переубедить может стоить и головы — уж слишком многое завязано на этом головорезе из будущего.

— Он пока не дал повода так считать. Все его действия, вся политика были направлены на помощь Советскому Союзу.

— Ну, он ведь тебе не нравится, правда, Лаврентий?

Сталин хитро наблюдал за своим протеже.

— Иосиф Виссарионович, он что, девушка, чтобы нравиться или нет? Это политика, и тут важно знать, выгоден он нам или нет, предаст или нет.

— А ты что думаешь?

— Ну, то, что выгоден, это однозначно, то, что не предаст, это точно.

— А чем же он тебе не нравится?

Берия замялся, пытаясь помягче сформулировать свою скрытую неприязнь к Оргулову, и это не укрылось от Сталина.