Дама называла Майю «деткой», но ее тон при этом никак нельзя было назвать благожелательным. Напротив, это «детка» звучало пренебрежительно. Мол, откуда ты такая молодая, да ранняя взялась на нашу голову?

— Почему вы пришли, Олимпиада Серафимовна? Ведь вы же мне чужой человек.

— Ну, настолько же чужой, как и Нелли. А у тебя, сказали, с головой что-то?

— Да. Я не все помню из… своего прошлого.

— Ну, прошлое у тебя, положим, небольшое, — усмехнулась Олимпиада Серафимовна. — Прошлое! Девятнадцать лет! А пришла я, поскольку считаю своим долгом сказать, что рада тому, что мы наконец-то познакомились. Некоторое время нам придется побыть вместе, так что давай, детка, привыкать друг к другу.

Дама смотрела на Майю внимательно, словно изучая. Ее все последнее время изучали, как редкое, неизвестное науке насекомое. Врач изучал организм, последствия травмы, приходившие женщины пытались понять Майин характер. А как бы повела себя на ее месте Маруся Кирсанова? И Майя невольно улыбнулась, вспомнив настоящую дочь художника. Ох, и задала бы она им всем жару! Как бы вытянулись у этих женщин лица, услышь они что-нибудь из репертуара Маруси Кирсановой! Что бы они сказали, попав в одну из ее рекламных пауз? «Батончик «Финт» только для тех, кто вправду крут», например. Майя знала Марусю неплохо, все-таки учились в параллельных классах, хотя подругами никогда не были. Да уж, дама, которая пришла сегодня, позеленела бы, услышав развязную Марусину речь.

В отличие от Олимпиады Серафимовна новая посетительница одевалась строго: светлая блузка, темная юбка. Только на голове непонятно для чего приколота булавкой крошечная смешная шляпка, похожая на бабочку-капустницу с поникшими крылышками, а на руках — кружевные белые перчатки.

— Ма шер, меня зовут Вера Федоровна. Я потомок древнейшего аристократического рода князей Оболенских. Много лет назад я была замужем за Георгием Эдуардовичем, но теперь нас с ним объединяет только общий ребенок. Собственно, защищая его интересы…

— Кто такой Георгий Эдуардович?

— Ма шер, перебивать старших невежливо. Кес ке се? Ты меня поняла?

— Да. Кто такой Георгий Эдуардович?

— Нет, ты меня не поняла. Зато мне все понятно: тебя воспитывала невежественная женщина, не имеющая ни малейшего представления о правилах приличия и хорошего тона…

— Моя мама не… — Майя прикусила язычок. Воспитывали ее, как положено, девочкой вежливой и уважающей старших. Но эта Вера Федоровна почему-то вызывала у Майи глухое раздражение. Княгини, они должны быть высокими, худыми, с орлиными носами. А эта маленькая, полная, рыхлая, носик вздернутый, только говорит странно, вычурно и слишком уж манерно, растягивая слова.

— Ах, ма шер! Как нам всем будет с тобой тяжело! Но если ты прислушаешься к моим советам, я сделаю из тебя настоящую даму. Но ты в свою очередь должна отнестись с пониманием к Георгию Эдуардовичу, своему… брату. Боже мой, как странно это звучит!

— Почему странно?

— Тебе же только девятнадцать лет, а ему скоро пятьдесят! Ты даже моложе Егорушки, младшего сына Георгия Эдуардовича! Вот они, превратности судьбы! Вот она, ее ирония! Но ты должна отдавать себе отчет, что твой сводный брат Георгий Эдуардович, раз он настолько старше, гораздо мудрее, и он распорядится всем этим огромным наследством… Ой! Нелли же просила!

— Вы что-то сказали? Про наследство?

— Про наследство?

— Ну, что оно огромно.

— Ах, ма шер! Все это рухлядь. Картины, старинные вещи, меха… Ах, да что я такое говорю все время? Это все Георгий Эдуардович, он занимается антиквариатом. Копается в старых вещах, из-за чего мы с ним, собственно, сошлись, а потом разошлись. Я устала делить мужа со всей этой ветошью.

А к вечеру появилась и вторая бывшая жена загадочного Георгия Эдуардовича. Эта женщина, представившаяся Натальей Александровной, была настоящей ведьмой, хотя говорила вкрадчиво, плавно, словно тянула изо рта сладкую клейкую нить янтарного меда. Но на конце этой нити была готовая больно ужалить пчела.

— Дорогая моя, мы все рады твоему приезду! Так рады! Конечно, это очень мило с твоей стороны наконец-то узнать папину родню, погостить у нас месяц-другой. Ты уже оправилась? Крепко спишь?

— Да, мне лучше.

— Нелли собирается на днях забрать тебя в загородный дом. Больница — не слишком приятное место, не так ли, моя дорогая?

— Ничего. Мне здесь нравится, я не хочу ни в какой дом.

— За тобой и там будет хороший уход, не беспокойся.

— Да я и сама могу все делать! Врач сказал, что еще денек-другой, и смогу ходить. Молодая, мол, заживает все быстро.

— А голова? Как твоя голова? — внимательно посмотрела на Майю Наталья Александровна.

— Голова? Да, я все еще не могу вспомнить некоторые вещи, но она уже не болит так сильно.

— Ну, вот и замечательно! Вполне можно тебя перевозить на дачу. Значит, спишь ты крепко?

— Да.

— Ну а что ты любишь из еды?

— Жареную картошку.

— Картошку?! Ах, прости. Ну а пирожные любишь?

— Кто ж их не любит?

— Значит, пирожные, шоколадный торт. С миндалем.

— Почему с миндалем?

— Это я так. Да, пожалуй, что на природе будет лучше. Что тебе рассказывала княгиня?

— Княгиня?

— Ну, Вера Федоровна?

— Ничего особенного.

— А про Георгия?

— Георгия Эдуардовича?

— Ну да, — в голосе его второй жены послышалось нетерпение. — Не собирается она снова замуж?

— За кого?

— Да за него, Господи!

— Зачем?

— Затем, что наша княгиня привыкла жить хорошо, хотя всю жизнь палец о палец не ударила. После развода все фамильные безделушки распродала, да уж ничего теперь не осталось. А Эдуард Олегович княгиню не жаловал, денег не давал. И сынок, то есть, Эдуард-младший, постоянно делает долги. Но для нашей княгини это верный признак породы. И вот теперь она прискакала. Ведь Жора теперь очень… Да, это неважно!

— Что неважно?

— Ты потом все узнаешь. Если узнаешь, — прищурившись, негромко добавила Наталья Александровна.

Последней Майя увидела Нелли Робертовну, и почему-то эта женщина понравилась ей больше остальных.

— Ну, здравствуй, Маруся, — улыбнулась вдова Эдуарда Листова, и Майя сразу же узнала этот голос. Да, именно Нелли Робертовна негромко звала в первый день: «Маруся, Маруся…»

— Здравствуйте.

— Так вот ты какая. Знаешь, а я именно так тебя себе и представляла.

«И очень ошиблись», — тут же подумала Майя. Почему-то признав в ней по ошибке дочь Эдуарда Листова, все вдруг тут же начали находить с ним сходство.