Дверь распахнулась, шаги замерли; наступило то, что в дамских романах называют драматической паузой, тянувшейся, как показалось мне, не менее трех часов, и нарушаемой только экстатическими стонами миссис Лейд – полагаю, она даже не подозревала, что на нас смотрят. Я исхитрился бросить косой взгляд через перья ее шляпки на зеркало на каминной полке, и едва не лишился чувств, поскольку у двери, опираясь на ручку, стоял Соломон и озирал открывшуюся перед ним сцену.

Он даже бровью не повел; затем, услышав звуки приближающихся шагов за спиной, отступил назад и прикрыл дверь.

– Нет, здесь никого нет, давайте посмотрим в оранжерее, – донесся до меня его голос. Хоть и даго, этот парень был ч-ки гостеприимным хозяином.

Не успела еще захлопнуться дверь, как я уже попытался высвободиться, но без успеха, поскольку в тот же миг руки миссис Лейд метнулись назад и сомкнулись, словно челюсти, на моих ягодицах, а голова ее откинулась, оказавшись рядом с моей.

– Нет, нет, нет, только не сейчас! – выдыхает она. – Не уходи!

– Дверь, – поясняю я. – Надо запереть дверь. Кто-нибудь увидит.

– Не оставляй меня! – кричит миссис Лейд, и я сомневаюсь, что она отдавала себе отчет, где находится; закатив глаза, дама заклинала меня не покидать ее. Сложная ситуация, признаюсь вам: меня буквально раздирало надвое.

– Ключ, – промямлил я, высвобождаясь. – Всего один миг, и тут же назад.

– Возьми меня с собой! – простонала она, и мне не оставалось ничего иного. Уж не знаю, как мне удалось дотащиться до двери с этой тушей на весу. По счастью, все счастливо закончилось именно в тот момент, когда ноги мои не выдержали, и мы рухнули на порог в сладостном изнеможении. Я при этом еще ухитрился и ключ в замке повернуть.

Так ли ловко она умела одеваться, как и скидывать одежду, сказать не берусь, поскольку, когда я привел себя в порядок и стал спускаться вниз по плющу, она еще охала и вздыхала, привалившись к стене вместе со своей всклокоченной пернатой шляпой. Дельце получилось горяченькое, и чем скорее я окажусь подальше отсюда, добывая себе алиби, тем лучше. То что мне настоятельно было нужно в этот момент – это короткая прогулка; помимо прочего, вечером меня ждал матч, и я хотел быть в форме.

* * *

[Выдержка из дневника миссис Флэшмен,

…июня 1843 года]

…никогда еще не чувствовала себя такой виноватой, и все-таки, что могла я поделать? Мое сердце предупреждало меня, когда дон С. сократил наш визит в галерею – а там нашлось несколько Превосходных Акварелей, которые я с удовольствием не спеша осмотрела бы, – сказав, что у него имеется своя Причина вернуться домой пораньше.

Смысл своих Предчувствий я не могла объяснить, но, увы, они оправдались, и я чувствую себя самым Падшим Существом на земле!! Дом был почти пуст, если не считать дремлющего на террасе Папы, и Нечто в манерах дона С. – быть может, Страстный Блеск в его глазах – побуждали меня разыскать моего Драгоценного Г., не теряя ни минуты. Ах, если бы мы нашли его! Мы обыскали все-все, но никого не нашли, и, войдя в оранжерею, дон С. наполнил меня Стыдом и Тревогой, открывшись передо мной в самых недвусмысленных выражениях. Благодаря растениям, делавшим атмосферу крайне Удушливой и собственному моему волнению, мне сделалось дурно, и я вынуждена была опереться на его руку и преклонить голову к плечу дона.[Свежо предание!!! – Г. де Р.] Представьте себе мое невыразимое отчаяние, когда, воспользовавшись моментом моей слабости и выгодами ситуации, он прильнул своими губами к моим!! Я была настолько обескуражена, что потребовалось довольно продолжительное время, прежде чем смогла оказать ему сопротивление, и вовсе не без труда удалось мне Выскользнуть из его Объятий. Он употреблял в мой адрес самые Восторженные Выражения, называя своей Дорогой Дианой и Златой Нимфой (что даже в этот Миг Смятения заставило меня поразиться столь поэтическому сравнению), в Следствие чего я столь ослабла, что оказалась неспособной сопротивляться ему, когда он опять прижал меня к своей груди и Поцеловал с Силой еще большей, нежели прежде. К счастью, послышались приближающиеся шаги одного из садовников, и мне, в полном смятении чувств, благополучно удалось вырваться. Легко представить себе мой Стыд и Угрызения Совести, и, как будто чтобы нарочно усилить их, я внезапно замечаю в саду моего милого Г. По его словам, он упражнялся перед вечерним матчем. При виде его раскрасневшегося мужественного лица и мысли о том, что он занимался столь здоровым, невинным делом, в то время как я бессильно билась в Жарких Объятиях другого – пусть даже и против собственной воли – в сердце мое вонзился острый нож. Усиливая боль, он назвал меня своей Милой Старушкой и стал с интересом расспрашивать про картинную галерею; я растрогалась едва не до слез, а когда мы вместе пришли на террасу, где встретили миссис Л.Л., мне стало совершенно очевидно, что Г. уделяет ей не больше внимания, чем полагается исходя из элементарной вежливости (да и не удивительно, ибо трудно было найти в ней что-либо, способное Соблазнить мужчину – настолько помятой она выглядела), зато по отношению ко мне был весь доброта и внимание, как и положено самому лучшему из мужей, каковым Г. и является.

Но что мне стоит думать про поведение дона С.? Не стоит мне судить его слишком строго: учитывая пылкий темперамент, прорывающийся наружу то тут то там, удивительно ли его Стремление к тому, что он находит привлекательным? Разве стоит мне винить себя за то, что я – не по своей воле – Щедро одарена Природой формами и чертами, которые Сильный Пол находит такими красивыми? Я утешаю себя мыслью, что такова Женская Доля, и если дама наделена качествами, достойными обожания, ей не стоит упрекать себя до тех пор, покуда она не Поощряет Фамильярность, но держится с Подобающей Скромностью…

[Чушь и бахвальство! Конец выдержки. – Г. де Р.]

Нет сомнений, что хорошие скачки – лучшая из всех тренировок перед матчем, ибо тем вечером я подал лучшую свою серию за команду Минна против Сборной Англии № 11: пять калиток из двенадцати в одиннадцати оверах, причем среди прочих Лиллиуайт выбыл из-за ноги перед калиткой, а Марсден вылетел вчистую. Я никогда не делал ставки на всякие там холодные ванны и гантели, так что, как видите, к нашим парням на тестовых матчах нужно только приставить спортивных дамочек навроде миссис Лео Лейд, и тогда австралийцам останется только в ногах у нас валяться.

Только маленькое облачко омрачало мой горизонт, когда мы всей честной компанией сели пить чай в шатре (Элспет прильнула к моей руке, а Минн то и дело поднимал бокал за Кубок вызова, который мы должны взять): узнал ли меня Соломон в гостиной этим утром, и если узнал, то станет ли молчать? Меня это не слишком беспокоило, так как все, что ему было видно в зеркале, – это моя мужественная спина и ягодицы да очумевшая физиономия миссис Лейд. Мне было совершенно начхать, что он предпримет на ее счет, но даже узнав во втором совокупляющемся меня, вряд ли дон станет болтать – в то время среди парней такое было не принято. Да и когда он подошел, чтобы поздравить меня, весь сияющий, и наполнил мой бокал, говоря Элспет, что ее муж – лучший подающий в стране и ему место в сборной Англии, не меньше, – в глазах его не читалось ни малейшего намека на осведомленность. Кое-кто из присутствующих закричал: «Правильно! Правильно!», и Соломон восхищенно качал головой – изощренный, коварный негодяй.