Соответственно в исламе секс в широком смысле, как весь разнообразный спектр взаимоотношений между мужчиной и женщиной, может реализоваться двумя взаимодополняющими путями. Во-первых, в виде чувственной страсти между мужчиной и женщиной, полового влечения их друг к другу. Во-вторых, в виде чувства симпатии и расположенности духовного характера, позволяющего вызвать между мужчиной и женщиной любовь. Как и секс, любовь в исламе стала рассматриваться как явление трансцендентного, божественного происхождения, не подчиняющееся сознанию, воле и капризам влюбленного человека.

<…> Физическая близость должна удовлетворить не только мужчину, но и женщину»[74].

Исходя из цели сексуальных отношений супругов как взаимного удовлетворения, следует спокойное отношение ислама к неабортивным противозачаточным средствам, при условии того, что не будет принципиального отказа семьи от детей.

Взгляд известных нам протестантских авторов на половые отношения супругов очень близок к позиции Д. Грея и взглядам мусульман. В эту тему протестантами вносятся общие для христиан семейные ценности, обходя стороной соблазнительные моменты. По сути, протестантский подход заключается в христианизации психологических и сексологических научно-популярных наработок. Авторы таких книг, как правило, сами практикующие психологи и психотерапевты, поэтому стиль их книг – практические советы с большим количеством примеров.

Мнения православных авторов

Взгляд современных православных авторов, придерживающихся понимания секса как естественной стороны семейной жизни, может быть очень близок как католическому, так и протестантскому или исламскому, поэтому необходима оговорка. При положительном обсуждении темы сексуальных отношений супругов в православии присутствует некоторая неопределенность. Скажем для простоты, что есть два полюса возможных мнений, которые условно можно назвать «исламский» и «католический». «Исламский» говорит, что сексуальная близость супругов сама по себе ценна и необходима. Отказ от деторождения невозможен, но регулирование рождаемости вполне приемлемо с использованием противозачаточных неабортивных средств. «Католический» взгляд также уделяет большое значение сексуальной жизни супругов, оттеняя ее значимость, но при этом регулируемость рождаемости в принципе невозможна, все отдано на «естественный» ход событий. Супругам дозволено только «играть в лотерею» естественных способов предохранения.

Итак, неопределенность в рассуждениях некоторых православных авторов заключается в том, что при положительной оценке сексуальных отношений как проявления супружеской любви авторы умалчивают о своем отношении к противозачаточным средствам. Получается, что из положительных мнений о сексе можно сделать вывод, близкий к «исламскому». Но при этом могут быть серьезные основания думать, что авторы подразумевали нечто очень близкое к «католической» позиции. Указанная неопределенность в полной мере присутствует в приведенном ниже мнении протоиерея Дмитрия Смирнова. Заметим, что, зная его взгляд на затронутые вопросы вообще, можно предположить, что ему все же близка «католическая» позиция.

Остановимся подробно на высказываниях православных авторов.

Митрополит Антоний Сурожский.

В своих рассуждениях выдающийся русский богослов и архипастырь XX века митрополит Сурожский Антоний (+2003) обращается к книге Бытия и говорит примерно о том же, что и С. В. Троицкий в своей работе[75]. В первой главе Библии сотворение человека поставлено в один ряд с сотворением всех живых существ. Именно внутри этого ряда живых существ человек получает данное всему живому благословение расти и множиться. В совершенно ином контексте говорится о браке во второй главе. Мы видим, что человек обнаруживает, что он одинок, что нет у него спутника, и Бог избавляет его от этого одиночества сотворением Евы. «Этот акт не имеет никакого отношения к деторождению, он стоит в иной перспективе, в контексте иного повествования, здесь перед нами совершенно новая ситуация. И брак связан именно с этой ситуацией – ситуацией человека, достигшего такой зрелости, когда он не может более существовать в одиночестве, и тогда ему предлагается преодоление этой ситуации, имеющее, однако, с самого начала двойственный характер. Двойственность эта связана с тем, что и здесь полностью соблюдается уважение к человеческой свободе, так что и преодоление это может быть подлинным или ложным. Когда Адам оказывается лицом к лицу с Евой, он узнает ее и говорит, что она – плоть от плоти его и кость от кости его. Но что означает это его признание? Перед ним, как и перед Евой, два пути: либо узнать себя в ней, а ей – узнать себя в нем, видеть лишь себя самого, отраженного вовне, видеть в другом лишь продолжение себя самого и совершенно потерять из виду существование другого. И напротив, можно в этом видеть трансцендирование самого себя, освобождение от себя. Именно об этом говорит Мефодий Патарский (святой православной церкви, ум. ок. 312. – Прим. авт.) в своей книге: он использует как бы игру слов и, рассуждая о падении, говорит, что пока Адам и Ева любили друг друга, они могли говорить, глядя друг на друга: это мой «альтер эго», другой я сам; в момент падения они видят друг друга нагими, потому что каждый смотрит на другого и говорит: я – это я, а он – это он. Тут как бы трещина, разлом. Здесь-то и появляется элемент влечения, вожделения, здесь смешиваются две перспективы: перспектива природы и перспектива человечества, трансцендирования личности в жизни сверхличной»[76].

Владыка Антоний рассматривает тему супружеских сексуальных отношений через осмысление цели супружеского союза. Он утверждает, что мнение, будто целью брака является деторождение, не только спорно, но для православного богословия неприемлемо. «Цель брака есть брак. Рождение детей – его составная часть, но в брак не вступают для того, чтобы иметь детей; в брак вступают для того, чтобы осуществить жизнь взаимной любви, то есть преодоление индивидуальной изолированности, расширение личности»[77].

Владыка отмечает, что в западном католическом мире присутствует раздвоение сознания. С одной стороны, брак по самому определению направлен на деторождение, а с другой стороны, физические отношения отмечены печатью некой уродливости, с ними связывается представление дефективности. «Совершенно иное в православном богословии. У нас существует богословие материи, богословие тела, основанное на том положении, что Бог создал человека как существо не только духовное или душевное, но также и материальное, связанное с совокупностью всего видимого и осязаемого творения, – богословие, основанное прежде всего на Воплощении (речь идет о Воплощении Сына Божьего, о Господе Иисусе Христе. – Прим. авт.)»[78].