— Здорово, — вытирает нос Розмари.

Я закрываю дверь. Фазул говорит:

— Красотка.

Я собираюсь подняться к себе, но вместо этого направляюсь к комнате родителей и стучу в дверь. Не дождавшись ответа, вхожу. Закрыв лицо руками, мама лежит на кровати.

— Мама? — шепчу я.

— Я не сплю, — даже не пошевельнувшись, говорит она.

— Я позвала Розмари стряпать вместе с нами печенье.

Она молчит.

— Мама?

— Надеюсь, тебе никогда не придется пережить подобное. Видела, как на нас смотрел отец Абруцци? От стыда я чуть не умерла, — жалуется мама.

— Разве отец Абруцци может знать, что для человека значит свадьба, у него ведь нет семьи.

Мама садится на кровати:

— Не смей ничего говорить против священника.

— Я и не говорю. Но как он может понять, через что тебе пришлось пройти. Ему не довелось растить четырех своенравных сыновей и дочь. Он ничего не смыслит в жизни. И кстати, разве добродетельные христиане могут судить обо всей семье, если один ее член ошибся? Какой вздор!

Мама отворачивается от меня. Споры о церкви я никогда не выигрывала. Но, по правде сказать, я просто хотела как-то утешить ее. Ей потребуется много времени, чтобы свыкнуться с этим, а у меня еще много дел, поэтому я встаю, чтобы уйти.

— Лючия! Ты права. Но не говори отцу, что я так думаю.

По пятницам Делмарр обычно устраивает «совещание», на котором передает нам заказы и в общих чертах рассказывает о последних тенденциях в моде. Мы отчитываемся, что успели сделать, и в соответствии с этим он распределяет объем работы — подшивка, подгонка, сборка одежды. Если мы справляемся раньше срока, то он берет нас пройтись по магазинам, посмотреть ткани и готовую одежду. Мы с Рут обожаем ходить с ним, потому что это всегда весело. После прогулки Делмарр угощает нас ланчем, а после работы ведет в какое-нибудь роскошное заведение вроде «Пьер-отеля» выпить коктейль.

Каждые две недели в пятницу из бухгалтерии приходит Максин Нил и вручает нам чеки. Вот и сегодня она входит в нашу «святая святых», отдает нам конверты и, улыбаясь, говорит:

— Поздравляю с прибавкой. Какая удача! У вас отличный начальник.

Максин накрасила губы помадой модного бледного красно-коричневого цвета. Такой помадой пользуются все девушки на главном этаже. У нее смуглая кожа, и обычно она одета в темно-синюю шерстяную юбку и белую блузку. А еще у нее всегда сделан маникюр.

Нам с Рут пришлось преодолеть множество препятствий, чтобы получить работу в магазине, но наши усилия ничто по сравнению с тем, через что пришлось пройти Максин.

Она закончила экономический факультет Сити-колледжа и никак не могла найти работу бухгалтера. Ее дядя, ответственный за доставку товаров в «Б. Олтман», рекомендовал Максин в наш бухгалтерский отдел. У нее недостаточно опыта, но я знаю, что она оправдает оказанное ей доверие.

— Почему бы тебе не перевестись в этот отдел и не начать работать вместе с нами? Здесь такое тепленькое местечко! — говорю ей я.

— Когда я начинаю шить, все просто валится у меня из рук, к тому же, я дальтоник. Все еще хочешь, чтобы я работала с вами?

Максин идет в кабинет Делмарра и кладет чек на его рабочий стол.

— Тебе не обязательно шить. Не надо! Ты могла бы считать деньги, — говорит ей Делмарр и наливает себе уже третью чашку кофе за это утро. — И когда мы пустим по ветру этот отдел, ты уйдешь отсюда вместе со мной, Макс. Мне понадобятся толковые работники, когда я открою собственное дело.

— По рукам, — смеется Максин.

— Мне приятно слышать, что я не единственная на свете девушка, которая любит работать, — подмигиваю я ей.

— О, я работаю не потому, что люблю работать, — говорит Максин. — Мне приходится. Если в шесть утра люди втискиваются в М-10, следующий в центр города, то они это делают вовсе не потому, что у них есть мечта. Видела бы ты, какие у них хмурые лица.

Максин уходит, чтобы разнести остальные чеки.

__________

Рут, Виолетта, Элен и я обычно приносим еду с собой из дома. Если погода хорошая, то мы идем к открытой галерее Нью-Йоркской публичной библиотеки на углу Сорок второй и Пятой, или в Мэдисон-сквер на Двадцать третьей улице. Но сегодня день зарплаты, поэтому за ланчем мы встречаемся в кафе «Чарльстон-гарден» на шестом этаже «Б. Олтман». Обычно мы берем по куску пирога и кофе. Для сотрудников здесь есть скидки. Кафе оформлено в южном стиле, от пола до потолка украшено фресками, на которых изображены зеленые холмы Джорджии с редкими деревьями магнолии в цвету.

Нас четверо подруг. У нас, можно сказать, свой клуб, потому что все мы родились в 1925 году. И зовемся мы «Флэпперс».[19]Мы познакомились семь лет назад в школе секретарей имени Кэти Гиббс. Каждая нью-йоркская выпускница школы, которая хочет получить профессию и написать что-то более-менее пристойное в своем резюме, идет туда учиться. Заботами моей бабушки я хорошо научилась шить и этим могла зарабатывать себе на жизнь, но я ничего не смыслила в делах. В школе секретарей у нас было несколько предметов, включая работу на печатной машинке, ведение бухгалтерской отчетности и стенографию, которые помогли мне устроиться на работу в «Б, Олтман», потому что сюда предпочитают нанимать девушек с образованием. Я начала работать здесь самая первая; потом замолвила словечко за Рут, которая порекомендовала Элен; та в свою очередь устроила Виолетту.

— Трудно было? — спрашивает Элен. Ей не терпится побыстрее узнать все подробности свадьбы Роберто и Розмари.

— Ужасно. Бедная мама. Она все никак не может смириться, ведет себя так, словно наш дом — место боевых действий.

— Невероятно! Миссис Сартори так гордилась своей семьей, — качает головой Рут.

— Уже не гордится, — вздыхаю я. — Но я бы очень хотела, чтобы родители совладали со своими чувствами и были приветливее с девушкой. Что было, то было, — накалываю я на вилку кусочек салата-латука.

— Лучше уж покончить с собой, чем выходить замуж в таких обстоятельствах, — серьезно говорит Виолетта. — Я из католической семьи, и единственная наша родственница, которой пришлось выйти замуж, — это моя третья кузина Бернадетта. В наказание она сидела взаперти в цокольном этаже. И только после рождения ребенка ей позволили выходить во двор, да и то в четко установленное время.

— Как жестоко. — Рут ест черный хлеб вместо пирогов, о которых ей придется забыть до последней примерки свадебного платья. Бедняжка. — Если бы она спросила меня, я бы ей сказала, что никто не имеет права заставлять ее рожать ребенка, если она не замужем. Ей надо было поговорить с врачом и сделать операцию.