этаким чудилой или вроде того. Смех, да и только. Я ведь не знал, что в этом чертовом отеле сплошь извращенцы и кретины. Чудила на чудиле.

Мне дали такой захезанный номер, из которого открывался вид на другую стену отеля. Мне было без разницы. Меня охватила такая тоска, что я не думал про вид из окна. Коридорный, который вел меня к номеру, был таким старым-престарым типом лет шестидесяти-пяти. Он нагонял на меня еще больше тоски, чем этот номер. Он был почти лысым, но зачесывал оставшиеся волосинки набок, чтобы прикрыть лысину – знаете таких? Я бы лучше ходил лысым. Короче, зашибись работа для парня лет шестидесяти-пяти. Таскать чужие чемоданы и ждать у двери чаевых. Не думаю, что он был интеллектуалом или вроде того, но все равно это ужас.

Когда он ушел, я какое-то время стоял и смотрел из окна, в куртке и все такое. Больше делать было нечего. Вы бы удивились, что там творилось, в этом отеле. Даже шторки опустить не хотели. Я увидал типа в одних трусах, седого, очень импозантного, который вытворял такое – не поверите, если расскажу. Сперва он положил на кровать чемодан. Затем достал оттуда всю эту женскую одежду и стал надевать. Настоящую женскую одежду: шелковые чулки, туфли на шпильках, бюстгальтер и такой корсет с болтавшимися ремешками и все такое. Затем надел черное вечернее платье в обтяжку. Ей-богу. И стал ходить туда-сюда по номеру, такими мелкими шажками, как женщина, и курить сигарету, глядя на себя в зеркало. Больше никого там не было. Если только в ванной – там я не видел. Затем в окне почти прямо над этим я увидал, как мужчина с женщиной обливали друг дружку водой изо рта. Скорее всего, виски с содовой, а не водой, но я не видел, что там у них налито в стаканах. Короче, сперва он глотнет и обольет ее, затем она – его, и так по очереди, бога в душу. Вы бы их видели. Они все время были в истерике, словно в жизни ничего смешней не делали. Кроме шуток, этот отель кишел извращенцами. Я там был наверно единственным нормальным сукиным сыном – настолько все было запущенно. Я, блин, чуть не послал телеграмму старику Стрэдлейтеру, чтобы он первым поездом ехал в Нью-Йорк. Он бы в этом отеле был королем.

Беда в том, что подобные гадости как-то завораживают, хочешь ты этого или нет. К примеру, та девушка, которую по всему лицу обливали водой, она была довольно симпатичной. То есть, в этом моя большая беда. У себя в уме я наверно величайший сексуальный маньяк, какого вы только видели. Иногда я себе представляю очень дурные вещи, которые мог бы делать, подвернись такой случай. Я даже могу понять, как это по-своему забавно, в дурном смысле, если вы оба как бы пьяны и все такое, найти девчонку и обливать с ней друг дружке лицо водой или чем-то еще. Но дело в том, что мне это не нравится. Это гнусно, если разобраться. Я думаю, если девушка тебе по-настоящему не нравится, ты вообще не должен с ней дурачиться, а если нравится, тогда тебе и лицо ее нравится, а раз тебе нравится ее лицо, ты хорошенько подумаешь прежде, чем делать с ним что-то дурное, хотя бы чем-то обливать. Ужасно досадно, что столько всяких гадостей иногда кажутся забавными. И на девушек в этом смысле надежда слаба, когда стараешься не позволять себе совсем дурных вещей, когда стараешься не испортить что-то по-настоящему хорошее. Я знал одну такую девчонку, пару лет назад, которая была даже дурнее меня. Ух, какой дурной она была! Хотя какое-то время с ней было забавно, в дурном смысле. Секс – такая мутная вещь, что я его как-то не понимаю. Никогда, блин, не знаешь, что к чему. Я то и дело что-то решаю для себя по части секса и тут же это нарушаю. В прошлом году я решил, что перестану валять дурака с девчонками, которые мне, откровенно говоря, как заноза в жопе. И сам же сделал наоборот в ту же неделю – вообще-то, в тот же вечер. Я весь вечер обжимался с одной жуткой кривлякой по имени Энн Луиза Шерман. Секс – такая вещь, которую я не понимаю. Ей-богу, не понимаю.

Я начал подумывать, стоя у окна, не звякнуть ли старушке Джейн – в смысле, позвонить ей по межгороду в Брин-мор, где она училась, вместо того, чтобы звонить ее маме и выяснять, когда она приедет домой. Звонить студенткам среди ночи было не положено, но я все продумал. Я думал сказать тому, кто возьмет трубку, что я ее дядя. Думал сказать, что ее тетя только что убилась в аварии, и я должен немедленно с ней поговорить. Это должно было сработать. Единственное, почему я этого не сделал, это потому, что был не в настроении. Если нет настроения, такую хрень не сделаешь, как надо.

Спустя какое-то время я сел в кресло и выкурил пару сигарет. Чувствовал я себя довольно скверно. Надо признать. Затем вдруг у меня возникла идея. Я достал бумажник и стал искать этот адрес, который дал мне один тип, учившийся в Принстоне, которого я встретил на вечеринке прошлым летом. Наконец, нашел. Она вся выцвела оттого, что лежала в бумажнике, но прочитать было можно. Там был адрес этой девушки, не сказать, чтобы шлюхи или вроде того, но она была не прочь время от времени, как сказал мне этот тип из Принстона. Как-то раз он привел ее на танцы в Принстон, и его за это чуть не выперли. Она работала стриптизершей в бурлеске или вроде того. Короче, я подошел к телефону и звякнул ей. Звали ее Фэйт Кавендиш, и она жила в отеле “Стэнфонр-армс” на Шестьдесят пятой и Бродвее. Уверен, та еще дыра.

Какое-то время я думал, она не дома или вроде того. Никто не отвечал. Затем, наконец, кто-то взял трубку.

– Здрасьте? – сказал я. Я слегка понизил голос, чтобы она не заподозрила мой возраст или вроде того. У меня вообще довольно низкий голос.

– Здрасьте, – сказал женский голос. Не слишком приветливый.

– Это мисс Фэйт Кавендиш?

– Кто это? – сказала она. – Кто мне звонит в такой безбожный час?

Я как бы малость струхнул.

– Ну, я понимаю, что уже довольно поздно, – сказал я, очень таким взрослым голосом и все такое. – Надеюсь, вы меня простите, но мне не терпелось свидеться с