Утром весь хлам мы перенесли на стол в гостиной — надо же было позавтракать. После завтрака я с нетерпением стала ждать, когда же Алиция разыщет свои календарики. Всю жизнь, начиная с ранней молодости, она делала записи в календариках, один календарик на один год. Нечто вроде дневника, но не дневник. Просто под конкретной датой записывались события, случившиеся в этот день. Записывались сокращенно, по только ей понятной системе, и как она разбиралась в своих записях — уму непостижимо.

Поиски затягивались, ждать, ничего не делая, я больше не могла, поэтому вынесла фотографию карты на стол в садик и попыталась ее расшифровать. Сделать это без лупы, однако, не, удалось, а Алицина лупа была явно слабовата.

Из дома вышла Алиция.

— Нашла календари, — заявила она. — И принесла тебе вторую лупу, попробуй с двумя.

— Зом... мер... фельд, — с трудом разобрала я надпись на карте. — Посмотри ты, может, лучше прочитаешь.

Алиция наклонилась над картой;

— Когда-то я умела пользоваться двумя лупами... Вот так. Ага, правильно — Зоммерфельд.

— Что это значит?

— А я знаю? Летнее поле по-немецки. Погляди, вот тут что-то покрупнее написано, правда, не все слово, часть отрезана.

Мы принялись расшифровывать полустертую надпись какого-то более крупного населенного пункта. Оканчивается на «бург» или «берг». Тоже мне открытие! Сколько таких названий в немецком языке!

— Вторая буква в названии точно «р», —бормотала Алиция. — Впереди не хватает одной буквы.

Труднее всего было расшифровать середину слова, посередине протекала какая-то речка, буквы были размыты, чуть просматривались. Я выписала весь немецкий алфавит и принялась вычеркивать из него буквы, которые точно не подходили. Приемлемыми остались только «б», «о» и «у».

Хорошо знавшая немецкий, Алиция решительно произнесла:

— «Оэрг» и «У эрг» исключаются, остается только «берг». «Ор»... «Гр»... Грюнберг! — радостно вскричала она. Грюнберг, Зелена Гура!

— Думаешь?

Я дорисовала до слова недостающие буквочки, все подходило. Алиция смеялась от радости.

— Вспомнила, недалеко от Зеленой Гуры действительно есть Зоммерфельд. Принеси атлас, проверим.

Атлас подтвердил ее правоту. Атлас у Алипии был старый, довоенный, когда все эти земли еще принадлежали Германии. Естественно, все обозначения в атласе на этих землях сделаны были по-немецки.

— Выходит, наши карты представляют кусок Возвращенных Земель, отошедших к Польше после войны. Тогда моя РЕСЛА означает БРЕСЛАУ, наш Вроцлав! Надо же, а я уже собиралась искать в Африке и на Карибах! Возвращенные Земли...

Мы с Алицией замолчали и уставились друг на друга.

— И что? — спросила Алиция. — Есть идея?

— Столько идей, что не знаю, как с ними разобраться.

— Тогда подожди, давай еще почитаем — мои записи, относящиеся к сороковым — пятидесятым годам. Куда же я положила свои календарики? Опять потерялись!

Общими усилиями отыскали календарики, и Алиция принялась расшифровывать свои записи. В виде вступления сообщила мне, что в те годы была очень молода. Это сообщение не показалось мне сенсационным. Зато следующее очень смахивало на сенсацию. А именно — оказалось, Мундя был знаком с баронским ординарцем!

— Откуда я об этом узнала — не помню, — рассказывала Алиция, — но факт этот тут у меня зафиксирован. Я тебе уже говорила, ординарец полковника был из силезских немцев, под конец войны попал в плен, но его быстро освободили, еще когда он работал по расчистке завалов разрушенной Варшавы. Уже тогда парень научился неплохо говорить по-польски, и после освобождения не захотел уезжать.

Алиция достала самый старый из календариков, но он оказался за пятьдесят шестой год, пришлось восстанавливать по памяти то, что происходило раньше, — знакомство с ординарцем, первую поездку в сорок восьмом году в поместье барона. В ка-лендарике за пятьдесят восьмой год она отыскала надписи, напомнившие ей о встрече с одним немцем.

Алиция рассказала, что этот немец искал в тех краях могилу матери, специально после войны для этого приехал на бывшие немецкие земли. Али-цию послали на Возвращенные Земли для какой-то инвентаризации, а поскольку она хорошо знала немецкий язык, попросили быть переводчицей. Немец, вспоминала Алиция, разыскивал могилу матери по просьбе отца, и это показалось Алиции странным, ибо, во-первых, из его рассказов она поняла, —семья немца никогда не жила в тех краях, сам он был из-под Штутгарта, где его отец имел скорняжную мастерскую, а теперь куда-то эмигрировал. А во-вторых, мать не воевала, не могла она там погибнуть во время военных действий. Отец же немца, который якобы послал его разыскивать могилу своей матери совсем в чужих местах, — не в Штутгарте, а почему-то под Зеленой Гурой, так вот, этот отец эмигрировал куда-то, то ли в Америку, то ли в Австралию, а сына отправил искать могилу матери в Польшу.

— Отец был на войне, — рассказывала Алиция, заглядывая в свои записи, — и вроде он и похоронил мать в тех краях. Почему так получилось — не записано, а я не помню. Может, она какой санитаркой была на войне? А теперь пожелал поставить памятник на ее могиле, и для этого прислал сына аж с Канады... О, вспомнила! В Канаду эмигрировал!

— А Мундя здесь при чем?

— Я с ним тогда же познакомилась, через друзей по институту. С Гатей позже. И сдается мне, что уже тогда Мундя заинтересовался тем немцем, сыном скорняка. И еще от кого-то я узнала, что он разыскивает людей, вывезенных на расчистку развалин Варшавы, и интересуется немецкими картами.

— Это все у тебя записано?

— Нет, записано только про теткины часы, остальное вспомнилось, потому что меня тоже интересовали военнопленные, расчищавшие Варшаву, я ведь разыскивала ординарца полковника. О, вот запись про макет!

— Наконец-то что-то конкретное, — вздохнула я. — Читай.

— Если я буду читать, ты ничего не поймешь, — возразила Алиция. — Записано у меня так... отрывками, ассоциации понятны лишь мне.

— А ты попробуй, — настаивала я.

— Ботинки отдала в починку, — послушно прочла Алиция. — В четырнадцать староста. Жуткие заросли крапивы.

— Что все это значит? — не поняла я. Алиция принялась толковать записанное:

— У меня была лишь одна пара ботинок, которые я отдала в починку, поэтому не могла пройти с тем немцем по лесу, грязно было, в четырнадцать часов мы разговаривали со старостой о могиле матери немца, потом отправились на кладбище, где я и увидела потрясающую крапиву...

— Да, ну и ассоциации у тебя... Ладно, не зачитывай, а по-человечески изложи то, что напомнили тебе твои давние записи. Так что с макетом?

— Был тогда у меня знакомый фотограф, — принялась рассказывать Алиция. — фотоателье у него оборудовано было по последнему тогдашнему слову техники. Ты знаешь, фотография всегда была моим хобби, я с ним подружилась и часто пользовалась его оборудованием. У него же в ателье и макет свой сфотографировала. Помню, тогда фотограф устроил небольшую вечеринку у себя в ателье, возможно, я тоже немного выпила...