— Прости меня, — взволнованно произносит она. — Клянусь, я сказала чистую правду о Британнике. Я не собиралась ее покупать.

Быть может, все дело в том, что на дворе ночь, или в том, что сегодняшнее сумбурное решение Амары перевернуло привычную иерархию с ног на голову, но Филос почему-то не выдумывает себе предлог, чтобы уйти. Он смотрит на Амару так, как та может смотреть на Викторию, так, как смотрят на равного.

— Это я понимаю, — говорит Филос. — Я тогда был сердит. Я и сейчас сержусь, но не на тебя.

— На кого же?

— На себя. За то, что позволил тебе все это сделать.

— Мне твоя забота ни к чему, — возражает Амара. — Я не ребенок, ты не обязан следить, чтобы я случайно не обожглась. Я знаю, что делаю.

— Вовсе нет.

— Ты боишься, что Руфус разозлится? Мне кажется, ты неправ, мне кажется…

— Мне кажется, ты даже не представляешь, кто такой Руфус, — перебивает Филос. — И ты почему-то не хочешь понять, каково это — задолжать Феликсу столько денег.

Амара молчит, но чувствует, как под кожу просачивается страх, влажный, словно холодный ночной воздух.

— Я не корю тебя в том, что ты решила позабыть о прошлой жизни, — продолжает Филос. — Но я ничего не забыл. Мне приходилось каждую неделю забирать тебя из борделя, а потом приводить обратно. Это было для меня настоящей пыткой, Амара. Руфус терзал тебя так месяцами. — Филос вдруг умолкает. До Амары доносится лишь плеск фонтана, но на этот раз он не приносит ей успокоения. Она не может произнести ни слова. — Руфус мог выкупить тебя в любой момент, — снова заговаривает Филос, — но решил дождаться Сатурналий, чтобы сделать этот шаг еще приятнее для самого себя. Все это время, Амара. Все это время он оставлял тебя с Феликсом, зная, как жестоко тот с тобой обходится. А ведь он якобы был в тебя влюблен. Глупо думать, что ты можешь как-то повлиять на такого человека.

— Но ведь он снял для меня этот дом! И потратил кучу денег, чтобы все здесь обустроить! Оплатил мне занятия арфой, одежду. Дал мне свободу! Это очень много.

— Да, я согласен. Насколько мне известно, так много Руфус не давал еще ни одной женщине, и, вероятно, это значит, что он будет держать тебя при себе еще очень долго. Но все его прошлые увлечения были крайне мимолетны. Однажды это все может закончиться. Ты же не хочешь остаться в долгу за счастье?

Глаза Амары привыкли к темноте, и теперь она различает очертания скамьи. Сделав несколько шагов, она садится.

— Мне нужно придумать, как расплатиться с Феликсом, — произносит Амара. — Я не могу взять денег у Руфуса.

Филос садится рядом. Они с Амарой оказываются намного ближе друг к другу, чем обычно.

— Станет ли Виктория петь на пирах? Как вы раньше пели вместе с Дидоной? Так ты можешь заработать приличную сумму.

— Но нельзя же просто посылать одну певицу. Виктории нужен напарник. А я им быть не могу: Руфус не позволит.

— Может быть, Друзилла даст денег на флейтиста?

— Я спрошу. Но даже не представляю, что она скажет, когда поймет, что я уже купила певицу. Тем более свою давнюю подругу. — Амара поворачивается к Филосу. Он намного ниже Руфуса, и их глаза находятся почти на одном уровне. — Ты прав, я поступила глупо, но ничего не воротишь, и теперь мне нужно извлечь из сделанного пользу. Ты считаешь, что нельзя полагаться на Руфуса, но меня больше тревожит Феликс. Я должна с ним расплатиться. Должна.

На долю секунды Амаре кажется, что Филос сейчас ее обнимет, но он, напротив, отсаживается чуть дальше.

— Ты уже обхитрила его однажды и сделаешь это снова, — произносит он. — И конечно, я помогу тебе, если смогу.

Амара ничего не отвечает. Оба молчат. Амаре чудится, будто между ними с Филосом сидит кто-то третий; Амара точно знает, что сократить разделяющее их пространство проще простого. Она вспоминает, как Филос касался ее руки пальцами, когда они стояли у «Воробья». Это осторожное движение было почти неуловимым. В замешательстве от внезапного и всепоглощающего желания прикоснуться к Филосу Амара переплетает пальцы. Филос встает.

— Прости меня, если я сегодня сказал лишнего. Надеюсь, я ничем тебя не огорчил.

— Нет, не огорчил, — Амара говорит неправду. — Спокойной ночи.

Филос ступает так легко, что Амара перестает слышать его шаги, едва он отходит от скамьи. Она еще ненадолго задерживается в саду. В голове у нее проносятся образы смеющейся Виктории, Феликса, сидящего в кабинете, Руфуса, отворачивающего лицо; холодно, как в ночь, когда умерла Дидона. И слова, которые Филос обронил, не вдумываясь, вероятно в их значение: «Это было для меня настоящей пыткой».

На следующий день рано утром привозят арфу. Вместе с ней привозят и послание от Руфуса в записной книжке с восковыми табличками вместо страниц. На деревянной обложке вырезан лебедь. Амара читает записку, стоя в дверях, затем пишет ответ и протягивает книжку рабу Руфуса. Раба зовут Виталио, и Амара знает, что он ее недолюбливает.

— Он шлет тебе подарки! — Виктория бежит за Амарой, которая несет позолоченный инструмент в свои покои. — Просто так! Просто потому, что он тебя любит?

Амара слегка смущена.

— Не просто так. Завтра к нам на ужин придет Гельвий. Руфус хочет, чтобы я выступила перед ними.

— Я могу спеть! — Виктория едва не сбивает Амару с ног. — Все что захочешь! Давай разучим любую песню!

Сегодня Виктория пела почти целое утро и ее нежный голос разносился по всему дому. Амара никогда не видела подругу такой красивой. Она так радуется обретенной свободе, что ее тело почти мерцает, словно танцующее пламя в лампе, доверху залитой маслом. Виктория очаровала даже Филоса, который встретил ее в саду. Он с глупым видом вытаращил глаза, будто Виктория пела для него. В глаза Амаре он почти не смотрел. Их ночной разговор мог бы никогда и не состояться.

— Я позову Друзиллу, — говорит Амара. — Руфус будет ее ждать. Надеюсь, что мы сможем выступить втроем.

— Мне ужасно хочется с ней познакомиться, — восклицает Виктория. — Пойдем к ней прямо сейчас?

Глядя на полное готовности лицо Виктории, Амара чувствует укол совести.

— Думаю, мне лучше пойти одной, — произносит она мягким голосом. — Нужно рассказать ей, что произошло. Друзилла намного… величественнее меня. А когда я ей все объясню, то приведу ее сюда и представлю тебе.

— Хорошо, — улыбается Виктория, но Амара знает ее достаточно хорошо, чтобы понять, что та расстроилась. — Она твоя подруга. Тебе лучше пойти без меня.