На звонок дверь открыла какая-то очень худая особа с коротко стриженными серо-седыми волосами.

– А вы кто? – оторопел Петька.

– Сперва скажите, вам кого? – не сводя с Командора исполненного недоверия взгляда, заунывно-постным голосом отозвалась та.

– Да я, собственно, к Диме и Маше, – смущенно пролепетал мальчик.

– В таком случае извольте сперва представиться, – не торопилась пропускать его в дом седая особа.

– Это к нам! Это к нам! – вылетели в переднюю близнецы.

Седая особа с видимой неохотой посторонилась.

– Все-таки воспитанные молодые люди обычно сперва представляются, – словно бы вскользь заметила она.

– Петр Миронов, – удовлетворил ее любопытство Петька.

Однако седая особа, даже не обернувшись, прошествовала в гостиную Серебряковых.

– Это еще что за мымра? – прошептал Петька.

– Это Какумирала, – иронично сощурилась Маша.

– Чего? – не расслышал Петька.

– Какумирала, – косясь на плотно прикрытую дверь гостиной, отчетливо произнес Димка.

– Она что, из Финляндии? – задал новый вопрос Командор.

– Почему из Финляндии? – удивился Димка. – Она из Москвы.

– Но все равно, наверное, финка или эстонка, – предположил Петька.

– С чего ты взял? – уставились на него близнецы. – Обыкновенная русская женщина.

– Младшая сестра покойной бабушкиной подруги, – добавила Маша.

– А почему же у нее фамилия такая странная? – по-прежнему недоумевал Командор. – Или это фамилия мужа?

– Мужа? – с таким ужасом переспросил Димка, словно Командор, по меньшей мере, обвинял таинственную Какумиралу в каком-нибудь тяжком преступлении. – Да никогда у нее мужа не было.

– Почему же такая фамилия? – недоумевал Петька.

– Во-первых, не фамилия, а имя, – ответил Димка.

– Вернее, простое русское прозвище, – уточнила Маша.

– Что-то я такого русского слова не знаю, – окончательно сбили с толку Командора объяснения близнецов.

– Как… умирала, – раздельно произнесла Маша.

– И впрямь не финское прозвище! – разобрал смех Командора. – А почему вы ее так называете? Она что, действительно умирала?

– Она пока нет, – с некоторым сожалением произнес Димка.

– Но очень это дело любит, – скороговоркой добавила Маша.

– Умирать любит? – уже следуя бодрым шагом но тенистой дороге к калитке, полюбопытствовал Петька.

– Не умирать, а рассказывать, как кто-нибудь из друзей или знакомых отбрасывал копыта, – пояснил Димка.

– Грубый ты человек, – покачала головой Маша.

– Какой есть, – буркнул брат. – С этой Какумиралой еще не таким грубым станешь. Не бабка, а бюро ритуальных услуг.

– Случай и впрямь тяжелый, – поддержала Маша. – Мы с Димкой теперь с утра до вечера только и слышим: «Анечка, помнишь, как он умира-ал! Помнишь, как она умира-ала!» – очень похоже передразнила девочка постно-лирические интонации седовласой особы.

– Можно подумать, вы очень много времени дома проводите, – усмехнулся Петька.

– А ты бы сам за обедом, завтраком и ужином послушал во всех подробностях, как кто-то помирал в жутких корчах! – поморщился Димка.

– Весь же-елтый, скулы выпира-ают, – вновь замогильно-протяжным голосом начала Маша. – Уже не дви-игается! Но какое му-ужество!

– Я тебя умоляю, заткнись! – взвыл брат.

– Как скажешь, – с деланной покорностью развела руками Маша.

– Приятная у вас гостья, – блеснули за стеклами очков глаза у Петьки.

– Наша бабка, по-моему, от нее сама чуть не плачет, – сказал Димка» – но делает вид, будто всегда ей очень рада. Правда, обычно Какумирала к ней приезжает зимой или осенью, когда мы в Москве. А в этом году ее почему-то летом принесло.

– Теперь не уедет, раньше чем всех дорогих покойников не переберет, – добавила Маша.

– А как ее по-настоящему зовут? – решил на всякий случай выяснить Петька.

– Елизавета Вивиановна, – поморщился Димка.

– Очень подходящее имя-отчество для такого человека, – одобрил Командор. – Но Какумира-ла, по-моему, короче и гораздо выразительнее.

– Нам тоже так кажется, – кивнули близнецы.

– Ты, главное, с ней осторожней, – счел своим долгом предупредить Димка. – Она вечно за всеми подглядывает и все вынюхивает.

– К тому же она еще очень мало спит. И, в отличие от нашей бабушки, не принимает снотворного, – сообщила новую подробность Маша.

– Ложишься, а Какумирала еще по дому шастает, – проворчал Димка. – Просыпаешься, а она уже на ногах.

– Она говорит: «Снотво-орные сокраща-ают жи-изнь», – снова передразнила гостью Маша.

– Конечно, – усмехнулся Петька. – Ей, видимо, до собственной смерти хочется побольше увидеть, как умирали другие.

За разговорами они поравнялись с Настиным домом, окруженным огромным, но очень запущенным садом. В общем-то все участки старожилов пребывали примерно в таком же состоянии. Услуги садовников подорожали, а доходы у первого поколения дачников заметно сократились. Только дом и сад Павла Потаповича Верещинского буквально сияли ухоженностью. Тяпа вкладывал немалые деньги в «семейное гнездо». Настин отец позволить себе такого не мог. У него были какие-то порядком затянувшиеся финансовые трудности, о чем красноречиво свидетельствовал его потрепанный автомобиль «БМВ», стоящий возле крыльца. Настя помогала отцу выгружать из багажника многочисленные пакеты с продуктами.

При виде друзей она, не донеся пакеты до двери, поставила их на крыльце.

– Я пойду, папа, ладно?

– А помогать? – откинул рыжую челку со лба отец.

– Да тут уже совсем немного осталось, – указала на багажник девочка. – А если хочешь, позову маму.

– Сам справлюсь, – махнул рукой Настин папа. – Только домой возвращайся не позже чем в половине одиннадцатого.

И он склонился над открытым багажником.

– Плохо ты поступаешь, де-евочка, – томно-занудным голосом Какумиралы произнесла Маша. – Вот перед смертью вспо-омнишь, как па-апе не помогла.

Петька и Димка грохнули.

– Вы чего? – с изумлением посмотрела на друзей Настя.

– Ах да, – спохватилась Маша. – Ты же, Настасья, еще не видела нашу любимую Какумиралу.

– Какумиралу? – переспросила рыжая девочка. – Она что, из Эстонии?

– Из Тимбукту! – рявкнул Димка, которому надоело объяснять про Елизавету Вивиановну. – Бабушкина подруга! Целыми днями исполняет негритянские народные погребальные танцы!