с художественным чтением, но если вы считаете, что это повысит общую успеваемость по классам, то я могу.

Она помолчала, глядя на меня.

— Ладно, я подумаю. Читай пока. Что ты там хотела, про карьерные самосвалы…

Найти статью с приличной картинкой БелАЗа оказалось нетривиальной задачей. Пока Анна Дмитриевна рыскала в лабиринтах своего хранилища, я от нечего делать разобрала по стопкам кучу тонких детских книжек: про животных, про войну, про детей, сказки… о! Отдельно — рассказы о Ленине и прочих революционерах. Боже ж мой, ещё же надо о линии партии не забывать, блин…

Наведение порядка библиотекарше понравилось, она перестала пыжиться и пыхтеть, и когда я спросила, нет ли у неё чего-нибудь по обучению рисунку, особенно рисунку человека, животных и движению, она уже не смотрела на меня подозрительно, а принесла несколько весьма дельных книжек настолько хорошей сохранности, что сразу стало ясно: вряд ли их вообще кто-то читал. Я пролистала книги. Нет, поразительно! Готовая же методика обучения рисованию. Почему нас тогда учили настолько лажово? Тут прозвенел очередной звонок и вскоре толпой ввалились дети — класс шестой-седьмой, наверное — и я, наконец, оказалась избавлена от пристального внимания Анны Дмитриевны. Пока она принимала и выдавала книги, я успела сделать несколько набросков карьерного самосвала и кое-что учебное из книжек накидать — для видимости. Ну, должно же у меня документальное подтверждение быть, что я в библиотеке сидела и рисовала, да?

Я просидела над книгами ещё урок, и тут примчалась Татьяна Геннадьевна:

— Олечка, пойдём со мной. Давай книжки отдадим…

— Вы, пожалуйста, далеко их не убирайте, я завтра ещё приду, — успела я попросить библиотекаршу, и мы побежали. В коридорах было оглушающе. С непривычки аж голова в плечи непроизвольно втягивалась. Вокруг мелькали толпы в синем (мальчишки) и чёрно-коричневом (девчонки). И поверх — мазки́ красных галстуков у третьеклашек. Мы добежали до продлёнки — продлёнщики, пользуясь моментом, бегали и орали вместе с другими классами. Мама стояла в дверях кабинета, присматривая за этой вакханалией, увидела нас и вытаращила глаза:

— Оля?!

— Галина Николаевна, — пулемётом протараторила Татьяна Геннадьевна, — мы тут познакомились с вашей дочкой. Вы нас не теряйте, мы по классам пройдёмся, покажем образцовую технику чтения.

— Хорошо, — ничего не понимая, пробормотала мама. Прозвенел звонок на урок, и она встрепенулась: — Продлёнка, заходим!

Следующие два урока «по улицам слона водили». Мы с Татьяной Геннадьевной показывали аттракцион невиданного чтения, читая всякое, куда нам тыкали учителя. Не могу сказать, что я особенно устала. С одной стороны, было немного жалко времени, а с другой — это была вроде как тестовая компания меня любимой — к той картинке, где человечек со звездой в лобешнике. Потом меня торжественно привели в продлёнку — и тут мама увидела, что́ у меня на ногах, и покраснела:

— Оля! Ты почему в ичигах?!

— Мы с бабушкой сандали не нашли, — я посмотрела на свои ноги. — А что тебе не нравится? Тепло, удобно.

— Как из леса!

— Ничего страшного, Галина Николаевна, — утешила её завуч. — Ну что, Оля, остаёшься здесь?

— А можно мне в библиотеку? — я всё так и таскала с собой свои тетрадки. — Я ещё порисую?

В общем, просидела я в библиотеке до самого закрытия. Выхожу — а навстречу мама с моей шубой, продлёнка, оказывается, тоже до пяти. А тут — цок-цок — библиотекарша идёт. Увидела нас:

— Здравствуйте! Так вы у нас новый учитель физкультуры? — это, понятное дело, маме.

Я чёт не очень хотела слушать, что она вещать будет, вдруг опять начнёт о вреде раннего чтения — оделась быстренько и пошла вперёд. Шла, загребая снег, размышляла про ещё одну идею книжки, такая, чтоб и сюжет был, и мастерилка заодно. Была у меня в прошлой жизни подобная, но перекраивать придётся под нынешние реалии…

Мама догнала меня почти у подъезда. Немножко прошла молча.

— Ты, говорят, книжки по рисованию сегодня брала?

— Да, хорошие есть в библиотеке книжки, — согласилась я. — Я завтра ещё пойду.

Мы зашли в подъезд, и я начала прыгать через две ступеньки, что в валенках было делом довольно рискованным.

— Может, тебя в кружок по рисованию записать? — предложила мама. — В школе есть, я бы договорилась.

— Не надо, — помотала я головой, — я в кружок не хочу.

Нечему им меня учить, если уж по-честному. Но не могу же я так нахально сказать? А маме идея кружка понравилась, она всячески расхваливала открывающиеся мне лучезарные перспективы, пока мы не пришли домой, и она не зашла в нашу комнату…

08. ПОДУМАТЬ. ХОРОШАЯ МЫСЛЯ, УМНАЯ…

ТОРОПЫЖКА Я

— Мама! Ты что это наделала?! — возгласила матушка, остановившись на пороге комнаты.

— А это не я, это дочь твоя! — бабушка мгновенно примчалась и начала в красках рассказывать, как снимала меня с пирамиды. Да со шкафчиком в руках!

— Оля?! — мама развернулась ко мне.

— Ты, главное, мои игрушки никому не отдавай. Вообще никому! Они мне потом пригодятся, — я протиснулась между ними в комнату и ткнула пальцем в пустой угол: — Мама! Мне нужен стол под печатную машинку. Пусть старый, страшный — всё равно, лишь бы крепкий и мне по росту. Этот сильно маленький, — я показала на мой детский, — а тот большой. Что-то среднее надо.

Мама вдруг сделалась как сдувшийся шарик.

— Денег нет, да? — догадалась я.

Она вздохнула:

— Подожди, зарплату получу в январе, посмотрим.

— И платье тебе новое надо, — в порыве вдохновения брякнула я. — В старых платьях замуж не выйдешь.

— О! Чё это вы — замуж меня собрались выдавать?

— Ага! — я от избытка чувств заскакала рядом. — Только ищи работящего и малопьющего.

— А что не совсем непьющего? — мама сощурилась.

Я в ответ тоже сощурилась:

— Совсем непьющий — сильно подозрительно. Прямо как говорящая лошадь.

Тут бабушка начала хохотать, и мама за ней следом, и все пошли ужинать.

Потом они под благовидным предлогом выперли меня из кухни, закрыли дверь и о чём-то долго разговаривали. А я нашла в книгах набор открыток про Баргузинский заповедник и сделала несколько набросков зверей — природа как раз соответствующая. Нашёлся, кстати, там же и набор открыток с видами Москвы, и даже поезд подъезжающий в нём был — не думаю, что за два прошедших с момента издания года вид пассажирских поездов как-то сильно изменился. Так что я рисовала. Это было более безопасно, чем прямо сейчас черновики писать, хотя идеи кой-какие у меня были. Сидела я, по ходу дела крутила всякие мысли — гоняла, так сказать, свой керосин…

Всю последующую