От двери вниз вела винтовая лестница, явно куда более старая, чем коридоры и кабинеты госпиталя. Несколько витков ступеней, ещё одна запертая дверь, новый коридор, полутёмный и пустой… Вполне ожидаемо в конце его Лавиния увидела надпись «Морг».

Впрочем, в саму скорбную обитель Лаборде её не повёл: в пустом предбаннике он вытащил из древнего несгораемого шкафа амбарную книгу и раскрыл на середине.

– Какая дата? – спросил доктор требовательно.

– Пятое мая.

– Та-ак… Ну вот, смотрите сами: третье мая – никого, четвёртое – никого, пятое – никого… Вскрытие делалось только одиннадцатого мая, и это была старуха Шалини, смерти которой наследники ждали со дня на день. Кстати, именно благодаря аутопсии мы и выяснили, что они устали ждать и придушили старуху подушкой. С телом господина графа ни я, ни моим коллеги не работали!

– Отлично. Тогда откуда же этот протокол?

– Не имею понятия, – развёл руками Лаборде.

– Но подпись на нём ваша?

– Факсимиле. Лежит в сейфе у моей секретарши, в данном случае магически не заверено, так что воспользоваться – проще чем яйцо разбить.

С отвращением глядя на подлый листок бумаги, госпожа Редфилд медленно проговорила некоторые из тех слов, которые рекомендуется приберегать до момента, когда уронишь на ногу кирпич.

– Совершенно с вами согласен, – с удовольствием подтвердил главный врач. – Пойдёмте?

– Нет, подождите минутку. Где-то полугодом раньше умер помощник графа, господин Дюлорье. О его смерти у вас информация есть?

– Давайте посмотрим…

Вот тут нашлись все сведения: Этьен-Кристоф Дюлорье, шестидесяти четырёх лет, скончался десятого ноября 2184 года в госпитале святого Мартина. Причина смерти…

Тут следователь Службы магбезопасности и главный врач госпиталя посмотрели друг на друга с изумлением во взоре, и Лаборде медленно проговорил:

– Злоупотребление корнем чёрного лотоса? В таком возрасте? Да ладно!..

Лавиния не ответила: она положила рядом со страницей протокола вскрытия в ноябре документ, датированный пятым мая, и сравнивала их построчно.

– Абсолютная копия, – сообщила она, закончив. – И я, старая ворона, раньше даже не сообразила, что симптомы смерти лотосного наркомана и смерти из-за отсроченного проклятия практически идентичны!

– А если учесть, что свидетельство о смерти его сиятельства я не подписывал, получается…

– Молчите, Лаборде! Кто знает, может, в вашем морге и у покойников ушки на макушке?

– По счастью, покойников тут нету сейчас, – пробормотал медик. – А то бы ещё и с дежурным пришлось объясняться. Хотелось бы мне знать, в какую аферу вы меня втащили, госпожа коммандер?

Госпожа коммандер не ответила: она аж зажмурилась от удовольствия, представляя себе, сколько всего интересного сможет теперь накопать.

Часа три я проработал, не отрываясь. Нет, вру: оторвался дважды, чтобы дойти до уборной и чтобы выкинуть огрызок яблока. Каюсь, выбросил в окно, точно под розовый куст.

Закончена была опись второго шкафа, и почти до середины дошёл каталог третьего. Тут я прервался: среди довольно обычных книг по математике и расчётам формул воздействия, даже не слишком и старых, оказалась впихнута тетрадка… или брошюрка? Страниц сто с небольшим, обложка из толстой серой бумаги без заглавия, только лишь с несколькими непонятными каракулями в углах. Я бы подумал, что это что-то вроде экслибрисов, но что-то насторожило, не знаю даже, что? Может быть, разного цвета чернила в этих закорючках?

В правом верхнем углу, куда сразу падает взгляд – красные. Тёмно-красные, как засыхающее мясо. Дальше по часовой стрелке – ярко-синие, потом тёмно-зелёные и, наконец, в левом верхнем углу – чёрные. И что это такое?

Аккуратно дотронулся пальцами до обложки – глупо, если подумать, я ж её из шкафа вытаскивал, и ничего не произошло? Тем не менее, перед глазами стояла картинка, как мой соученик в Коллеже Сорбонны решительно схватился руками за гримуар. Потом пару недель учился только теоретически, обходясь без практики, ждал, пока заживут покусанные пальцы.

Ну, правда, то была настоящая магическая рабочая тетрадь, созданная по всем правилам и законам: в обложке из кожи собственноручно убитого животного, с рисунками собственной кровью мага и некоторыми другими жидкостями, с отпечатком огненного копыта на первой странице…

Так вот, я положил четыре пальца правой руки на серую бумагу обложки, и ничего не почувствовал.

Обычно при прикосновении я могу определить, уж как минимум, год создания, а чаще всего – вообще историю: где переписывали или печатали, сколько собратьев этого конкретного тома вышло из-под пера или станка, кто был владельцем… А тут – пустота. Потрогал каждую из цветных закорючек – молчание.

Ладно.

Подумав, я оставил тетрадку на столе и решил для себя вернуться к ней позже, а сам сделал пометку в каталоге и продолжил работу.

Колокол вдалеке пробил два, и я понял, что проголодался. Поставил на место последний изученный и зафиксированный том, закрыл и положил на стол каталожную тетрадь, запер третий шкаф на ключ и магический замок и отряхнул руки от вовсе не воображаемой пыли.

Тут с первого этажа послышался голос Пьера. Я даже не поверил своим ушам: до сего момента старик говорил очень тихо, а сейчас почти кричал. Слов было не разобрать, но это явно не был призыв к обеду.

Шагнул к двери, прислушался и замер: во-первых, там было несколько голосов, мужских, незнакомых. Ну, кроме голоса старого слуги. Во-вторых, опять же за этим единственным исключением, они были молодые и… не подберу другого слова, наглые. Ну, вот как будто сын богатого торговца, только что получившего дворянство, куражится над старыми приятелями, как-то так.

И что мне теперь делать?

Защищать старика? Это было бы правильно, но справлюсь ли я один против нескольких противников?

Прятаться?

Вызывать госпожу Редфилд?

Ухмыльнувшись, я подошёл к камину, взял с полки бронзовый подсвечник и взвесил его в руке. Как там говорила госпожа коммандер? Удар по голове тяжёлым предметом даже мага делает на время беспомощным? Ну, так мы это учтём.

Идти навстречу драке мне не пришлось, она явилась ко мне сама.

Дверь библиотеки распахнулась, будто от пинка (почему будто? От пинка, конечно!), и на пороге появился высокий плечистый мужчина. Молодой – лет двадцати с виду, явно с примесью эльфийской крови, и столь же явно этим гордящийся, одетый в белое. Даже ботинки белизной могли бы соперничать с молоком.

– И что у нас тут? Старые пыльные книжки… – сказал он, оглядывая зал.

– Библиотека вашего прадеда, ваше сиятельство, по праву почитается одной из самых интересных, – возразил толстяк, вошедший следом.