Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там же э-э… сплошные бандиты, – поддакнул Мерса. Принял у Павла бутылку и приложился к ней, помешкав всего секунду. Никогда, ни разу в жизни, до Менсалы, алхимику не доводилось пить бедовку из горлышка. Впрочем, он и употреблял-то её не часто, предпочитая вино. Однако в последнее время консервативные манеры Андреаса дали настолько серьёзную трещину, что её вполне можно было назвать пробоиной, и оставалось лишь надеяться, что они вернутся. Например, когда алхимик оставит общество людей с академическим образованием и возвратится к цепарям.
– Не бандиты, а самодовольные хлыщи, чтоб меня пинком через колено, – поправил друга Каронимо. – Они отупели от собственного могущества, совершенно потеряли гибкость, и обмануть их оказалось проще, чем бахорца.
– Я э-э… между прочим, бахорец, – чуть обиженно напомнил Мерса.
– После знакомства с тобой я стал по-новому смотреть на эту поговорку.
Алхимик задумался.
На фоне ярких друзей, привлекающих и внешностью, и поведением, Андреас Оливер Мерса выглядел даже не «серой мышью», а «серой невидимкой», делаясь совершенно незаметным, просто шагнув в сторону. Благодаря живости характера Оливер Андреас Мерса получал от окружающих больше внимания, однако ему приходилось прикладывать гигантские усилия для преодоления прирождённой невзрачности.
Худой и очень невысокий алхимик – из-за хилого сложения он казался ниже, чем был на самом деле, – имел почти треугольное, сужающееся к подбородку лицо, пересечённое сверху вниз горным хребтом здоровенного носа. Слева и справа от преграды лепились бусинки серых глаз, защищённые от мира линзами круглых очков, но взирающие на него, как правило, с печалью. Строгий чёрный костюм – в обычное время Мерса одевался с шиком владельца похоронного бюро – не пережил аварийной посадки паровинга, поэтому на Менсале алхимик вынужденно щеголял в грубых штанах, крепких цепарских башмаках и простецком тельнике некогда белого цвета, поверх которого надевал куртку, рубашку или рабочий халат.
Дешёвое облачение и погрубевшие манеры здорово изменили Андреаса, и теперь вряд ли кто-нибудь узнал бы в нём самого аккуратного студента Гинденбергского университета Герметикона, получившего докторскую степень из рук знаменитого магистра Озборна.
– Обойдёмся без национализма, – предложил Гатов. – На Бахоре, между прочим, такие ловчилы водятся, что тебе, Каронимо, и не снилось.
– Да я разве спорю? – Бааламестре потрепал Мерса по плечу: – Я хотел сказать, что поговорка, как выяснилось, лживая.
– Пожалуюсь Олли, – заявил Андреас, не сумев определить искренность толстяка. – Пусть э-э… он разбирается.
Павел хмыкнул – он знал, что любое недопонимание между Олли и Бааламестре заканчивается дружеской попойкой, – и осведомился:
– Что было дальше? – поскольку Каронимо до сих пор не закончил рассказ, отвлекаясь то на самолюбование, то на бутылку.
– Дальше они решили меня кинуть! – хихикнул Бааламестре. – Это было настолько предсказуемо, что мне даже стало стыдно за Менсалу: в моём представлении местные уголовники должны быть, – он театрально пошевелил пальцами, – умнее, что ли?
– С чего им быть умнее? – не понял Гатов. – Здесь тридцать лет идёт война, кто сильнее – тот и прав.
– Вот они и отупели, – подвёл итог Каронимо. – Приехали в место, которое я указал, не проверили его, не подумали, что я, естественно, подготовился к встрече, попытались отжать имущество, чтоб меня пинком через колено… – Глоток бедовки и короткое «Уф!», за которым последовал весёлый взгляд на Мерсу: – И тут мне здорово пригодились твои бомбы.
– Очень приятно, – мгновенно отозвался алхимик.
– Они действительно оказались классными, вырубили менсалийскую шпану быстрее, чем те поняли, что их грабят…
– Ты всё-таки не удержался, – вздохнул Павел.
Они договаривались, что в случае нападения Бааламестре просто уйдёт, вырубит бандитов и уйдёт, не станет унижать их больше необходимого и уж тем более забирать золото. Учёный готовил честную сделку и по опыту знал, чем может закончиться обман отпетых уголовников.
– Нам нужны деньги, – тут же ответил Каронимо.
– Не таким способом, – качнул головой Гатов.
– Без денег нам Ожерелье не светит.
Там их ждали накопленные за годы работы фонды. Учёная парочка неплохо зарабатывала, однако до золота, что лежало в надёжных адигенских банках, ещё нужно добраться, а на Менсале они оказались без гроша за душой.
Гатов всё понимал, но его смущало другое:
– Теперь придётся скрываться ещё и от бандитов.
– Мы скрываемся от всех.
– Бандиты захотят нашей крови.
– Одним врагом больше, одним меньше… – Бааламестре пожал широкими плечами: – Отобьёмся.
– Полагаю, Павел имел в виду, что нам… э-э… придётся неким образом покидать Менсалу, – промямлил Мерса. – И в данных обстоятельствах ссора с… э-э… криминальными предпринимателями – не самый хороший выбор.
– Я с ними не ссорился, – отрезал толстяк. – Они хотели меня ограбить и, наверное, убить. Или превратить в раба.
– Для них это в порядке вещей.
– Я тоже не мальчик.
Обычно округлая физиономия Бааламестре лучилась дружелюбием, однако сейчас черты лица затвердели, в глазах появился нехороший блеск, и уже никто не смог бы назвать Каронимо «простодушным фермером» – перед учеными сидел жёсткий, много чего повидавший человек.
– Тебе следовало оставить им образец пулемета, – наставительно произнёс Гатов, на которого смена выражения не произвела особенного впечатления. – Сделать вид, что сделка состоялась.
– Обойдутся.
– Каронимо!
– Павел, я всё понимаю. – Бааламестре сбавил тон, но говорил с прежней уверенностью. – Я поступил жёстко, но мы крупно заработали, а деньги нужны позарез.
– В таком случае объясни Энди, как мы покинем Менсалу, – предложил Гатов.
– Легко, чтоб меня пинком через колено! – Судя по скорости ответа, толстяк готовился к разговору весь обратный путь из сферопорта и заготовил целых два аргумента. – Во-первых, необязательно уходить через Шпеев, это тебе любой астролог скажет. На другие планеты ходят цеппели из всех крупных городов Менсалы…
– И во всех крупных городах есть бандиты, которые охотно окажут услугу оскорблённым шпеевским торговцам, – перебил друга Павел.
Однако сбить Каронимо с мысли не получилось:
– А во-вторых, я что, никогда не переодевался в женщину?
Алхимик вздрогнул, повернулся, пару секунд изумлённо таращился на небритую физиономию Бааламестре, после чего глотнул бедовки и выдал:
– Представляю, какой кошмар получится.
– Ты меня без щетины не видел, – осклабился толстяк, потирая подбородок.
– И хорошо, наверное…