– То есть твоё предприятие процветает, – мягко подытожила Сада.

– Представить не могу, какие мои слова заставили тебя сделать столь странный вывод, – поднял брови Граболачик.

И если бы выражение «хитро облизнулся» имело право на существование, то в следующее мгновение Биля сделал именно так.

– Я верю в твой деловой гений.

Который молчаливо подтверждали резная золочёная мебель, пара картин известного в Ожерелье мастера и перстни с крупными камнями на жирных пальцах Граболачика.

– На самом деле я едва свожу концы с концами, – вздохнул Биля. – Менсала совершенно неприспособлена для предпринимательства. То есть абсолютно.

И сморщился так, словно вот-вот заплачет, заставив Саду громко рассмеяться: ей нравились нехитрые представления, которые Граболачик для неё разыгрывал. Даже так: она наслаждалась нехитрыми представлениями, поскольку в её обычной жизни юмор присутствовал в минимальных количествах.

– Товар посмотрим?

– Обязательно, – кивнул Биля, поднимаясь на ноги. – Тебе, как всегда, покажу самое лучшее…

И не обманул.

Биля Граболачик заслуженно считался одним из главных на Менсале специалистов по «мирному рекрутингу», что в переводе с пристойного на понятный означало наём и поставку проституток обоего пола. При этом, несмотря на горячие стенания и нервное облизывание, дела у Били шли великолепно: даже конкуренты признавали, что хитрый Граболачик «держит» не менее четверти внутреннего оптового рынка «рекрутинга» и является безусловным лидером экспортных операций, отправляя живой товар во все окрестные сферопорты и даже на Галану, где высоко ценились робкие, но работящие, а главное – приученные к беспрекословному подчинению менсалийки.

И ещё Биля очень обижался, когда его называли работорговцем, упирая на то, что человеколюбиво спасает несчастных клиентов от ужасов менсалийской бойни. Формулировка имела значение, поскольку, как все осевшие в Шпееве галаниты, Биля планировал вернуться на родину и заботился хотя бы о видимости репутации.

С другой стороны, он был не так уж и не прав: возможность вырваться с пылающей планеты привлекала в цепкие объятия Граболачика несметное число молоденьких западур. На добровольных, абсолютно добровольных началах.

– Ты даже представить не можешь, насколько они тупы, – хохотал Биля, рассказывая только прибывшей на планету Саде кое-какие местные правила. Встреча случилась несколько лет назад, но Сада помнила рассказы Граболачика слово в слово. – Давным-давно кто-то из наших пустил слух, что в другие миры мы поставляем только опытных и умелых, чтобы не тратить лишние силы и средства на подготовку. И теперь эти идиотки с самого найма пытаются продемонстрировать умение в сексе. Кидаются на всех без разбора: на менеджеров, офицеров, охранников, даже палубных – кто попался, с тем и спят. Готовы отдаться где угодно, лишь бы их отметили и запомнили. Собственно, из-за этих шлюх рейсы и получили своё название «задранные юбки».

– Я слышала другое. – Друзья из военных поведали Саде, что в качестве премии перевозчики имели право насиловать «товар» всю дорогу до Шпеева.

– Те, кто идёт в первый раз, случается, балуют, – не стал скрывать Граболачик. – Но потом охоту отбивает напрочь, если кто и развлекается, то только с теми тёлками, которые сами набрасываются. – Работорговец помолчал, облизнулся и хихикнул: – А самое смешное, что в действительности никто не знает, какая дура куда отправится, и никто не может на это повлиять. Как правило, лучших действительно отправляем на экспорт, но иногда губернаторы специально требуют отборный товар для офицерских борделей, и тогда самые красивые и умелые девочки из партии навсегда зависают на Менсале…

– Ты говоришь о них настолько уничижительно, что непонятно, за что же их покупают.

– За мясо, – пожал плечами Биля. – Менсалийки, особенно западуры, весьма красивы и умеют сохранять красоту, даже в тридцать пять ухитряются выглядеть на двадцать, то есть их можно долго использовать по прямому назначению.

– Теперь понятно.

– Но мясо приедается, – продолжил Граболачик. – Вот я охотно переспал бы с тобой.

Сада покраснела. Она не была девочкой и даже девушкой, но от неожиданности смутилась, подобно наивной курсистке.

Предложение застало её врасплох.

Дело в том, что Сада, выражаясь предельно мягко и дипломатично, красотой не блистала. Волосы отвратительного прогорклого цвета – из-за него женщина начала краситься с семнадцати лет – были тонкими и редкими. Длинными не росли, и потому мечтающая о роскошных прядях Сада всю жизнь проходила с жалким каре. Нос и губы были довольно крупными, а странно-жёлтые глаза, напротив, получились чересчур маленькими. Из вежливости их можно было назвать пуговками, а со зла – поросячьими. А завершала картину ямочка на подбородке, которую Сада ненавидела так, как может ненавидеть взрослая, уверенная в себе женщина с несложившейся личной жизнью, – смертельно. Ямочка бесила Саду даже больше плоской, невзрачной груди.

Гордилась же она красивыми руками, длинными, красивыми ногами и элегантной талией.

Сада знала, что не вызывает у мужчин желания, свыклась с этой мыслью и потому смутилась под более чем откровенным взглядом Били. С трудом подавила накатившую злобу и с ещё большим трудом поняла, что Граболачик не шутит и не издевается.

– Ты не представляешь, как я устал от мяса. Как раздражают тупые тёлки, достоинства которых ограничиваются размерами вымени. Я скучаю по настоящим женщинам – по галаниткам. Потому что только они имеют право называться женщинами…

– Переспи с женой.

– Моя бывшая живёт на родине вместе с детьми.

– Не хочешь рисковать семьёй? – брякнула Нульчик. – Одобряю: Менсала и в самом деле зловонная дыра.

– Работа вошла в противоречие с семейными ценностями, – криво усмехнулся Биля. – У меня очень насыщенная личная жизнь, что сильно бесило бывшую.

В тот день ошарашенная Сада Граболачику отказала, но предложение запомнила и вскоре им воспользовалась. И не пожалела, потому что Биля, несмотря на невзрачную внешность, оказался превосходным любовником…

Тем временем они подошли к тщательно охраняемой зоне «гарема», и Граболачик широким жестом распахнул дверь:

– Прошу!

У женщины раздулись ноздри.

Она прекрасно знала устройство «гарема», все-таки посещала его не в первый раз, но поскольку «рекруты» постоянно обновлялись, каждый приезд казался Саде первым, вызывал и волнение, и предвкушение.

– Рейс пришел вчера, так что ты, моя радость, снимаешь самые сливки.

– Биля, я тебя люблю.

– Поужинаем сегодня?

– С удовольствием.

– Я припас кое-что специальное…

– Шалун…

Гарем начинался с «главной витрины»: с большой, дорого обставленной комнаты, в которой коротали дни самые красивые и самые умелые девушки и юноши, профессионалы, прошедшие обучение в «Школе любви Граболачика», способные украсить любое заведение Герметикона. Пышные западуры, изящные беляшки, иногда – наоборот… Тут же мальчики, которым никогда не стать воинами, женоподобные, охотно использующие косметику, и мускулистые, крепкие, на чьих губах тоже виднелась помада. Спрос на подготовленных профессионалов оставался стабильно высоким, однако Саду они не интересовали: для особых игр она предпочитала не умение, а искренние чувства.