Ноги обсохли, пока она ела трюфельный торт, но в босоножки влезали с трудом – прилип песок, не хватало стереть ноги в кровь, приедут эти индюки, а я буду ковылять, как утка. Посидела еще, отерла песок салфетками, наплевав на вопросительный взгляд официанта.

По дороге назад зашла в концертный зал, поглядела афиши. А хорошо бы с мужиком да на концерт сходить, пусть знает, что я не такая простая Майя. Давали Чайковского. Прекрасно. И музыканты русские. Протянула в окошечко кредитку, купила два билета. «Там-та-та-та-там, там-та-та-та-там, – напевала Майя, возвращаясь, – приоденемся, причипуримся и пойдем себе как здешние аристократы. Еще и шампусика в антракте дерябнем».

Набрала ЮГ.

– А что мы с тобой все по кафе, а, Юрий Григорьевич? Пойдем-ка музыку послушаем. Завтра вот будет Чайковский, я взяла нам билеты.

ЮГ был счастлив, хотя по привычке считал, что Чайковский – это попса, но раз она выбрала, то это все, закон.

– Я очень-очень рад, – сказал он, – и знай, пожалуйста, что я люблю тебя.

– И я тебя.

Подготовка к походу на концерт, да еще с кавалером, заняла у нее весь следующий день. Маникюр, педикюр – она с важным видом лежала в кресле в парикмахерской, не без удовольствия тыкая под нос молоденькой сеньоре свои натоптыши и вросшие ногти. Массаж лица, лимфодренаж. Затем запись на завтра на укладку. Майя чувствовала себя на седьмом небе.

Вооружившись карточкой, где лежала большая сумма, она отправилась покупать вечернее платье. Пошла в самые дорогие магазины к центральной набережной, в бутики рядом с отелем «Лондрес». Языка она не знала совсем, но была уверена, что там ей всё поднесут и, если нужно к завтрашнему дню, подтачают.

Размеров не было. Она брала с вешалки платье, шла в раздевалку и не могла даже руку просунуть в узкий рукав. И еще рост. Не было не только размера, но и роста.

– Вас махен? – спрашивала она у продавщицы. – Морген концерт геен.

Ей дали адрес магазина с большими размерами. Наверное, немецкий, решила она. Оказался итальянский для крупных женщин. В нем были совсем другие продавщицы: с черными монолитными каре, большими губами, грудями и полными бедрами. Купила белый жакет с золотой полосой на манжетах, под него блузку с бантом, синюю юбку с пояском и золотой пряжечкой, туфли и сумку. Отвалила кучу денег. «Вот так-то, золотые мои, – сказала она незримому кому-то, – я теперь синьора, а не Майка-наливай-ка! Весь концертный зал охнет».

…При первых же аккордах Первого концерта Чайковского они переглянулись и заулыбались: так во времена их молодости начиналась программа «Время».

Увидев, как она слушает музыку, он еще больше уверился в правильности намерения познакомить с ней сыновей. Она чувствовала, что ему лестно сидеть рядом, что она все сделала правильно и сможет стать ему хорошей женой. В антракте они обсуждали меню обеда, задание Паше – нет, нет, Зухре она это не доверит, все купит сама и будет готовить, а вот помогать нарезать – пожалуйста, значит, надо взять их обоих на целый день.

– Только чтобы Пашка мне под ногами в квартире не мотался, и ты на кухню чтоб носа не казал, не мужское это дело!

Он был счастлив. Она воодушевлена.

Майя выбирала продукты самозабвенно. Она определяла толщину кожицы помидора на глаз, количество соли в белом сыре – по слезе, жесткость мяса – по цвету среза. Она ощупывала каждый продукт, пробовала – исключительно для проформы, чтобы подчеркнуть свою покупательскую значимость, чтобы продавцы не принимали ее за лохушку. Она глядела на хлеб и чувствовала, как хрустит во рту его корочка. Она знала множество блюд, вела свою кулинарную книгу, в которой отмечала, как на пальцы реагирует тот или иной лист мяты или щепотка перца. Обычно пальцы смягчали остроту, и она всегда помнила: для того чтобы вышло поострее, надо перчить с ножа, а чтобы выпустить из укропа или петрушки аромат, нужно прикусить кончик стебля.

Она не любила чужих глаз во время готовки, потому что тогда продукты переставали слушаться ее. Она готовила только утром, потому что была уверена, что солнечный свет раскрывает вкус еды. Она не любила рафинированных масел, потому что в них ей мерещился вкус воска, она тщательно выбирала масло и лила его много, много клала сливочного, чтобы еда лоснилась и самой себе казалась сытой. Голодная еда не бывает вкусной, в этом она была убеждена, и от души давала каждому продукту именно то, что он любит: мясу – лука, картофелю – масла, рису – карри, зеленой фасоли – орехов, яблоку – корицы или ванили, лимону – меда.

Для семейного обеда она решила приготовить пироги с рыбой и зеленью, сделать настоящий оливье с раковыми шейками, редьку с лимоном и маслом, крем-суп из молодого горошка со сливками, баранью ногу в розмарине и испечь торт Анны Павловой из взбитых сливок – она пекла его в жизни только раз, и ей страстно захотелось потрясти этим волшебным десертом семью ЮГ.

Майя сама не понимала, отчего ее руки так захотели кухни, ведь можно было просто заказать еду из соседнего ресторана, что поначалу и предлагал ЮГ. Но ее фантазия неостановимо навязывала ей нюансы и повороты, глаза видели уже готовые блюда, и она могла даже их понюхать, а пальцы жаждали соприкоснуться именно с этим миром – миром будущей еды. Паша следовал за ней с тремя огромными корзинами, наполнявшимися кореньями, овощами, рыбой и мясом, она покупала всего с лихвой, согласившись принять деньги у ЮГ.

Юрий Григорьевич оставил за собой выбор напитков, справившись у нее о предполагаемом меню, но она не стала раскрывать свой замысел, чтобы не сглазить, и поэтому он решил купить всего: и красного, и белого, и коньяка, и водки – не пропадет, так или иначе выпьется.

За покупками Майя отправилась в восемь утра. Нацепила панаму, надела аккуратный синий плащик, который купила накануне специально для похода на рынок, – пригодится, теперь походы на рынок станут регулярными, нужно иметь одежду и на этот случай. На руке у нее висела соломенная пляжная сумка с синей полосой, которую она приняла просто за летнюю сумочку; поймала косой взгляд портье, отметившего нелепицу, – долго, долго еще сестра Сони Потоцкой будет ходить тут дикарем, подумал он про себя, не забывая дежурно ей улыбнуться и пожелать хорошего дня.

Сыновья с семьями должны были приехать только к пяти вечера, поэтому ЮГ не волновался: Майя сказала, что начнет готовить в десять, а он, чтобы ей не мешать, отправится за вином и погуляет, пускай хозяйка хозяйничает, он не станет ей мозолить глаза. Зухра принялась за уборку с семи, начала с террасы, где решено было обедать, – лучшее время там начиналось именно с пяти вечера: солнце уходило, и можно было не щурясь любоваться небом и океаном, глядеть на белую набережную и прогуливающихся по ней нарядных людей. Все-таки какая роскошь эта большая, увитая вьюнками и плющом веранда! Нет, Мираконча стоила своих миллионов, правильно не поскупился Андрей: если уж вкладываться, то только в шик, и продается потом надежнее.

День кипел, оборачивался то так, то эдак: рыба чуть перетушилась для начинки, тесто плохо всходило, фасоль брала слишком много масла – плохо; хоть и не от наглости, а от слишком большой свежести, но все равно непорядок. Пересолила суп, решила смягчить гренками – подгорели; впрочем, не подкачала нога, она запеклась как надо и была готова в самый момент, когда все приготовились садиться за стол. По дороге из аэропорта сыновья ЮГ Андрей и Леша встретились, и, пока Майя принимала душ и облачалась в купленные для концерта наряды – жакет с золотой полосой на рукаве и так далее, – на семейном совете, протекавшем в такси, единодушно было решено, что женщина эта – чистое благо, будет кому за отцом присмотреть, а вреда вроде случиться не может, потому что прав у нее никаких, да и если она наследница Сони Потоцкой, стало быть, не нищенка. Грелка папаше, и сиделка «за так», и какой-никакой дивертисмент, а значит, радушничать, хлопать в ладоши и кричать «оле! оле!».