плакаты и транспаранты. На центральном была вкривь и вкось намалёвана коричневая надпись: «Геродот». Вокруг сновала молодёжь, хохотали, кого-то подначивали. Ближайший плакат оказался стенгазетой на всё ту же тему — каких-то исторических дат. Вокруг него непрерывно роились кучки студентов — красные, распаренные первокурсники методом тыка пытались угадать события и исторических деятелей. Старшаки глумились над ними и соревновались в остроумии.

Нас провели мимо всего веселья к секретарю студкома.

— Кого привели? — что-то лихорадочно дописывая, спросила высокая девушка, которую мы уже не раз встречали на просторах общаги.

Это она в компании парней покрепче проводила проверки и выявляла нарушителей. Девушку звали Оля, но никто иначе как Ольга Асатовна её не называл. Очень уж серьёзная. Лёха положил на неё глаз с первой встречи, но успеха не поимел. Крепись, друг, сейчас она тебе выпишет горькую пилюлю.

— Пара агнцев. Обнаружены на четвёртом этаже. Отбились от стада. Пытались мимикрировать под естественную среду обитания, но были уличены с поличным.

— Фамилии? — мельком взглянув на нас, ещё яростнее застрочила Ольга Асатовна.

— Так не говорят.

— Ясно. Комната?

— Неизвестно. Сидели в кухне.

— Сейчас. Зови Тоньку. Так на чём вы их уличили?

— Геродота не знают. Зов трубы игнорируют. Под чужими фамилиями скрываются.

— Какими?

— Немирович и Данченко.

— Шутники? Сейчас мы вам пошутим.

— Ольга Асатовна, звали? — явилась Тоня.

— Ваши? — махнула головой в нашу сторону строгая начальница.

— Ну да. Саша и Лёша.

— Вот и всё. Приговариваю вас к казни через отсечение головы. Проводите отроков на гильотину.

Конвой со швабрами наперевес придвинулся ближе.

— Ну слава богу, а я-то думал. Спасибо, Ольга Асатовна, — расшаркался я, помахивая воображаемой мушкетёрской шляпой. — Ведите нас, доблестные воины.

— Стоп! Правую руку давайте, оба.

— Это ещё зачем? Отсекать не дам, это у меня рабочая рука.

— Разговорчики! — прекратила намечающийся бунт Ольга и ловко шлёпнула нам на предплечья по маленькой печати.

— Жестокая. Ты разбила мне сердце, — торжественно сообщил я, и мы вышли.

Оленька Асатовна с усмешкой смотрела нам вслед. Э, не понял, казнью не отделаемся, что ли? С трудом протолкавшись через веселящихся студентов, мы очутились в мрачной комнате, где трое в разнокалиберных плащах возились вокруг несуразного сооружения с застрявшем в нём кочаном капусты. Наши сопровождающие присоединились к заплечных дел мастерам.

Мы осмотрелись. В комнатке невыносимо воняло дихлофосом. Раньше здесь, видимо, хранился всякий бутор, потому что сейчас он был распихан по углам. Свободный пятачок посередине был усеян ошмётками капусты и порубленными кочанами. У дверей неловко переминались трое девушек.

— На казнь кто крайний? — любезно спросил я у них.

— Наверное, мы, — хихикнули они в ответ.

— За вами будем. Хорошо нас запомните, а то вдруг кто без очереди захочет прорваться.

— Ну вы долго там? — не выдержал Лёха.

Главный палач в красном женском плаще с капюшоном беспомощно взглянул на наших конвоиров.

— Костян, гильотина сломалась. Что делать?

— Она у вас каждый год ломается. Обезьяны безрукие.

— Тогда уж питекантропы, — решил я вставить свои пять копеек. — Раз казнить нас не собираются, так может мы пойдём?

— Куда? Стоять! Идём на виселицу.

— У вас и виселица есть? Экие вы затейники! Дамы, не отставайте!

На виселицу была своя очередь.

— Куда прёте! — наехали на нас.

— Куда мы прём? — уточнил я у конвоя.

Костян замахнулся шваброй на соперничающую команду и чуть не потерял простынь.

— Подержи, — протянул он мне швабру и взялся заново заматывать свой "хитон".

— Помочь? — мило улыбнувшись, предложила девушка из нашей группы.

— Что тут? — спросил Лёшка.

— Не знаю. Мы пришли, уже очередь была.

— Разберёмся, — пообещал наш конвой и пропихнулся вперёд.

Я так и остался со шваброй в руках. Повышение, однако. В принципе, мы спокойно могли развернуться и уйти восвояси, но мне уже стало интересно, чем дело кончится. Казнят нас в конце концов или как? Оказалось, они там в виселицу с каждым осуждённым играли. Очередь возмутилась: доколе нам здесь торчать?

Вскоре объявили царскую милость: ответишь на вопрос правильно — будешь помилован, ответишь неправильно — отправишься на вечную каторгу. Мы с Лёхой ответили неправильно. Впрочем, правильные ответы были всего у двоих. Призом им стала ещё одна печать на предплечье. А нас… нас прогнали через полосу препятствий, которая почему-то называлась пашней. Сначала мы шли в полный рост, причём «ворота» были всё уже и уже. Потом они стали снижаться в высоту, так что сначала мы протискивались, потом наклоняли голову, сгибались в поясе, ползли на карачках и наконец по-пластунски. Нам-то, парням ничего, а на ползущих девчонок пялились все дружно — и палачи, и надзиратели, и осуждённые. Благо, юбчонки на них сплошь мини, а до повсеместной моды на штаны ещё лет пятнадцать минимум.

— Вон-вон, смотри, какая попка! — ткнул меня Лёха, отряхиваясь от крошек с пола.

— Да ну, ты туда посмотри.

Настенька с нашего этажа — девочка в теле, у неё не только филей, но и грудь ого-го! И сейчас эти волшебные прелести сексуально извивались, преодолевая самое низкое препятствие. За этим волнительным действом следили все, горячо переживая — пройдёт или нет?

— Что тут происходит? — громыхнуло вдруг с лестницы. Комендантша явилась.

Немая сцена.

— Алла Викторовна, Геродот же, — не растерялся парень в тоге, с лавровым венком на голове и привязанной вместо бороды мочалкой.

— Это Геродот? Что за непотребство вы тут устроили? — обвела она рукой оргию, на которую больше всего, если честно, было похоже наше пахотное поле.

Девчонки спешно начали вскакивать. Настеньке вызвались помочь аж трое парней. Багровея от гнева, она встала и гордо махнула длинной русой косой, чуть не сметя при этом помощников.

— Алла Викторовна. Не будьте так строги, ничего преступного не вижу. Ну что вы, в самом деле, свою молодость вспомните. Ребята, продолжайте, — вошёл следом плотный мужик в сером костюме.

— Я на историка не училась. У нас в институте народного хозяйства подобными глупостями не занимались, — потонули возражения Аллы Викторовны в приветствиях студентов.

— Здравствуйте, здрасьте, Константин Львович, — со всех сторон приветствовали декана историки.

— Олежа, я минут через пятнадцать выступлю, к этому времени сворачивайтесь, — обратился он к Геродоту с мочальной бородой.

— Хорошо, да. Так, граждане, отбывшие