Кларисса была не в состоянии оторвать взора от того, что видела. Все страхи, все треволнения улетучились, глаза утопали в многоцветий и многообразии форм. То было настоящее празднество, триумф красоты, и красоту эту, невзирая на присущую ей пышность и изобильность, отличали завершенная строгость, простота и упорядоченность, сообщавшие творению рук человеческих свою, особую неповторимость. Может быть, как раз здесь и приютилась обитель ангелов, чье пение сегодня покорило Клариссу.

— Ведь купол это и есть небеса, правда? — спросила она.

Кастелли кивнул:

— Да, и небеса эти поддерживаются всеми четырьмя невероятно мощными опорами — видите их вон там и вон там? Они и есть непоколебимые столпы веры, на них зиждется весь божественный порядок. Веры, провозвещенной церковью и несомой ею в мир. Поэтому отовсюду, где свод опирается на колонны, на нас взирают лики творцов Священного Писания.

— Лица, заключенные в круг? — спросила Кларисса, которая понемногу стала постигать находившийся в огромной массе камня порядок.

— Марк, Лука, Матфей, Иоанн, — перечислил Франческо. — И у каждого свой знак — орел, лев…

— Но, — не дала ему договорить Кларисса, — где же мы, люди? Оторвав взгляд от купола, она взглянула вниз. Крохотные, точно муравьи, передвигались по полу собора прихожане и верующие, на такую высоту оттуда не доносилось ни звука.

— Как вы думаете, наверное, Всевышнему мы видимся такими же маленькими, как и нам эти люди внизу?

— А разве главное — мы, простые смертные? — ответил Кастелли вопросом на вопрос. — Разве милость Божья не важнее нас? Через Сына своего Он избавил нас от бремени первородного греха. И это, камень за камнем, навечно воплощено и запечатлено здесь.

Франческо произнес это таким серьезным тоном, что Клариссе стало жутковато.

— У нас в Англии столько самых различных конфессий, и каждая из них утверждает свое. Откуда… откуда исходит уверенность в том, что Бог освободил нас? Откуда нам вообще известно, что Он существует?

И тут же, напуганная тем, что высказала, Кларисса умолкла. Однако Кастелли, казалось, оставался невозмутим.

— Понимаю ваши сомнения, — ответил он, и глаза его на мгновение затуманила безграничная печаль, та самая, что пробуждала в Клариссе неумолимое желание заставить юношу улыбнуться. — Но разве сомнения наши не исчезают здесь? Разве это творение зодчего не есть свидетельство всемогущества и доброты Бога? Если люди, отмеченные печатью пороков, сквернословы и лгуны, прелюбодеи и даже убийцы, — если они способны сотворить красоту столь чистую и безупречную, запечатлеть это бессмертное величие — разве это не служит доказательством милости Божьей и Его любви? Единственным и неоспоримым доказательством Его существования и Его деяний?

— Вы правы, — прошептала в ответ Кларисса. — Творение сие — совершенство.

— Нет, — возразил Кастелли. В его голосе прозвучала знакомая ей мужественная нежность. — Оно не просто совершенство. Здесь сам Бог рукой Микеланджело повторил свое творение.

Увиденное ею и слова Франческо ошеломили и взбудоражили Клариссу, девушка долго стояла, не в силах вымолвить ни слова. Ее переполняло ощущение пронизавших это монументальное здание святости и величия. Как верно сказано — здесь у всего свое место, здесь все преисполнено смысла, ничто не случайно, каждый камень, каждый узор или лепнина создавались как часть единого замысла. И тем, что смогла постичь этот замысел, она обязана Франческо Кастелли. Каждое его слово будто рассеивало мрак неведения, скрывавший от ее взора тайны мироздания. Внезапно она увидела многое, чего прежде глаза ее не замечали. Здесь Кларисса походила на Олимпию, сначала по буквам, а потом и по словам постигавшую смысл целой фразы и воспринимавшую ее чуть ли не как откровение.

— До сих пор, — призналась Кларисса, — архитектура для меня ограничивалась постройкой крыши над головой. Теперь я понимаю: в ней все преисполнено значения. Как будто… — девушка подыскивала подходящие слова, — как будто архитектура — своего рода азбука.

Кастелли стремительно обернулся, и на долю секунды Клариссе показалось, что она видит озарившую его лицо улыбку. В груди девушки волной поднялось теплое чувство.

— Да, — проговорил он, — да, вы правы. Архитектура — азбука. Азбука великих. — На какое-то время взгляды их встретились, и Кларисса ощутила новый прилив тепла. Франческо, закашлявшись, поспешно отвернулся. — Пойдемте! Нам еще предстоит увидеть самое главное.

Он молча пошел вперед, Кларисса медленно побрела за ним. Почему он снова молчит? Говорил бы и говорил!.. Странно все это: такой замкнутый, немногословный, но стоило ему подняться с ней под купол, как этот человек преобразился. С каждым словом он обретал уверенность, мужественность, силу, его постоянная закрытость исчезала, уступая место чему-то иному и внушавшему ей симпатию.

— Вам, наверное, очень нравится Микеланджело? — спросила Кларисса Франческо, когда они вернулись к подножию опоры.

— Я пытаюсь учиться у него, — ответил Кастелли, — но делать из него кумира?.. Нет! Кумиры порабощают.

— Вот как? — поразилась Кларисса.

Вдруг ей страстно захотелось задать Франческо один вопрос, желание спросить было настолько сильным, что девушка не устояла.

— А вы, синьор Кастелли, успели создать что-то? Я имею в виду, не только херувима? Мне бы очень хотелось посмотреть.

Скульптор с нескрываемым изумлением уставился на Клариссу. У него был такой вид, будто она только что наградила его звонкой пощечиной.

— Нет! — отрезал он. — Я не архитектор, я — каменотес.

— А алтарь? — Кларисса показала на центр средокрестия, где на только что сооруженном фундаменте поднялась модель алтаря высотой в дом. — Весь город только и говорит об этом, да и я сама знаю, что вы над ним работаете.

— Алтарь — не мое детище, — ответил Франческо. — Его автор — синьор Бернини. Я всего лишь помогаю ему воплотить в жизнь свой проект. — И тут же своенравно добавил: — Вон та железная решетка у придела — моя.

— Как же так?! — Кларисса кипела от возмущения. — Они должны и вам позволить внести свой вклад!

— Нет, вклад будут вносить архитекторы Мадерна и Бернини.

— Чепуха! Это дело каждого, кто любит это место, а вы его любите больше, чем кто-либо. Нет-нет, — понимая, что он собрался возразить, девушка не дала Франческо и рта раскрыть, — не пытайтесь переубедить меня! Я только что видела, как светились ваши глаза. Папе впору устыдиться, что он оставил вас без работы. — И вдруг ее осенило. — Если вы не можете показать мне ничего из построенного по вашим проектам, то покажите хотя бы сами ваши проекты!

— С какой стати мне показывать их вам? Говорю же, я не архитектор.

— А как же тогда проект моих покоев? Башенки, спиралями поднимающиеся к небесам, украшения, создающие впечатление галерей и лоджий, где их нет и быть не может? Мне ничего подобного видеть не приходилось. — Кларисса подошла ближе к Кастелли. — У меня нет сомнений в том, что вы — архитектор, да вы сами это не хуже меня знаете. Прошу вас, — повторила она, — покажите ваши проекты! Мне на самом деле очень хочется взглянуть на них.