Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уимез говорил спокойным суховатым тоном, но сама история была настолько захватывающей, что не нуждалась в дополнительном приукрашивании. Однако когда этот коренастый, предельно сдержанный человек упомянул о темнокожей женщине, то его манера речи заметно изменилась.
– Когда она согласилась жить со мной, я решил навсегда остаться с людьми этого племени. С юных лет меня тянуло работать с камнем, и я научился у них делать наконечники копий. Они обрабатывали камень с двух сторон, понимаешь? – Его вопрос был обращен к Джондалару.
– Да, обе поверхности, как у рубила.
– Только их наконечники не такие большие и грубые. У них отработана хорошая техника. Я тоже показал им кое-какие вещи. В общем, я был вполне согласен жить по их обычаям, особенно после того, как Великая Мать благословила мою жену ребенком. Когда родился мальчик, она попросила меня дать ему имя – такой уж у них обычай. Я выбрал имя Ранек.
«Вот и объяснение, – подумала Эйла. – Его мать была темнокожей».
– Что же заставило вас вернуться домой? – спросил Джондалар.
– Сложности начались через несколько лет после рождения Ранека. Темнокожее племя, в котором я жил, перебралось в те места с юга, но некоторые племена издавна жили там. Стоянки никак не могли поделить охотничьи территории. Мне почти удалось убедить их встретиться и спокойно обсудить все. Однако в каждом племени нашлось несколько горячих голов, которые решили взяться за оружие. Одна смерть влекла за собой другую – кровь за кровь, – и в конце концов началась настоящая война, стоянка против стоянки. Мы построили оборонительные укрепления, но этого оказалось недостаточно. Врагов было гораздо больше. Война продолжалась, они устраивали засады, убивая нас поодиночке. Через какое-то время вид человека со светлой кожей начал внушать страх и ненависть. Несмотря на то что я уже давно был членом их племени, люди перестали доверять мне и даже Ранеку. Его кожа была более светлой, чем у остальных, и черты лица тоже выделялись на общем фоне. Я поговорил с матерью Ранека, и мы решили уйти из племени. Прощание было тягостным, здесь были их друзья и родные, но оставаться было опасно. Некоторые горячие головы даже не хотели отпускать нас, однако с помощью верных друзей мы тайно покинули стоянку ночью. Путь наш лежал на север, к проливу. Я знал некоторые из живущих там племен, они умели делать легкие маленькие лодки, на которых иногда переправлялись на другой берег. Нас предостерегали, что мы выбрали плохой сезон для переправы. Даже при самых лучших условиях такое плавание было чревато массой опасностей. Но я стремился уехать как можно скорее и решил рискнуть. Конечно, это было неправильное решение, – сказал Уимез напряженным глухим голосом. – Наша лодка опрокинулась. До другого берега смогли добраться только мы с Ранеком и одна связка вещей.
Помедлив немного, он продолжил рассказ:
– Мы были еще очень далеко, и наш путь в родные края занял много времени, но в конце концов мы прибыли сюда во время Летнего схода.
– И сколько же всего лет ты странствовал? – спросил Джондалар.
– Десять лет, – сказал Уимез и улыбнулся. – Наше возвращение вызвало страшный переполох. Никто уже не ожидал вновь увидеть меня, а тем более с Ранеком. Неззи, моя младшая сестра, даже не узнала меня, правда, она была совсем ребенком, когда я ушел из дома. Тем летом она и Талут как раз прошли церемонию Брачного ритуала и основали эту Львиную стоянку вместе с Тули, ее двумя мужьями и детьми. Они пригласили меня присоединиться к ним. Неззи усыновила Ранека, хотя он по-прежнему считался сыном моего очага. Но она заботилась о нем как о собственном ребенке даже после рождения Дануга.
Уимез уже закончил свой рассказ, но все по-прежнему смотрели на него с молчаливым ожиданием, надеясь на продолжение. Большинство обитателей стоянки, конечно, много знали о его приключениях, однако казалось, запас их неисчерпаем – он всегда удивлял их либо совсем новой историей, либо рассказывал старую, отыскивая новые подробности.
– Да, мне кажется, Неззи могла бы стать всеобщей матерью, случись такая возможность, – заметила Тули, вспоминая времена возвращения Уимеза. – Моя Диги тогда была совсем крошкой, и Неззи никак не могла наиграться с ней.
– Ну мне-то она больше чем мать! – сказал Талут и с игривой улыбкой похлопал свою пышнотелую жену пониже спины.
Он дотянулся до очередного бурдючка с горячительным напитком и, сделав несколько хороших глотков, послал его по кругу.
– Отлично, Талут! Пожалуй, я тоже могу воспользоваться материнским правом! – подавляя усмешку, сказала Неззи, пытаясь придать своему голосу сердитый оттенок.
– Это что, обещание? – спросил Талут.
– Уж ты-то должен понимать, братец, что я имела в виду, – заметила Тули, не желая принимать игривый тон Талута. – Она не смогла отказаться даже от Ридага. Все равно он не жилец на этом свете. Он такой хворый, стоило ли за него бороться…
Эйла перевела взгляд на мальчика. Замечание Тули огорчило его. Тули говорила без злого умысла, вовсе не желая обидеть Ридага. Но Эйла поняла, что ему не нравится, когда о нем говорят как об отсутствующем. Но он ничего не мог поделать с этим. Ведь мальчик не мог высказать свои чувства, а Тули, недолго думая, решила, что раз Ридаг ничего не говорит, значит он ничего не понимает и не чувствует.
«Хорошо бы услышать историю этого ребенка», – подумала Эйла, но попросить не решилась, боясь показаться бесцеремонной. Однако Джондалар сделал это за нее, стремясь удовлетворить собственное любопытство.
– Неззи, ты не хочешь рассказать нам о Ридаге? Мне кажется, Эйле это было бы особенно интересно, да и мне тоже.
Собираясь с мыслями, Неззи наклонилась в сторону Лэти и, забрав у нее мальчика, посадила к себе на колени.
– Мы охотились на гигантских северных оленей с ветвистыми рогами, – задумчиво сказала наконец Неззи, – и как раз начали строить загон для них – это лучший способ охоты