— Я тоже ощущаю это, — признался он. — Моя любимая, ты сделала для меня очень трудными эти последние несколько дней. Я понял, ты пыталась избегать меня, в то время как я хотел, чтобы мы сказали друг другу о нашей любви.

— Это как раз то… чего мы… не должны делать.

— Почему?

Она вздохнула так, словно вздох этот вырвался из самых глубин ее существа.

— Ты… знаешь почему.

— Единственное, что я знаю, — заявил он, — это то, что я не могу без тебя, и поскольку я знаю, что и ты любишь меня, моя прекрасная, все остальное не имеет значения.

Употребив нечеловеческие усилия, Пепита чуть отдалилась от него, хотя его руки все еще обнимали ее.

— Выслушай меня… пожалуйста… ты должен выслушать меня.

— Я слушаю, но ты знаешь, все, чего я хочу, — это целовать тебя.

Она уперлась обеими руками в его грудь, чтобы помешать ему сделать это.

— Дети… я должна… думать о… детях! — запинаясь, промолвила она.

Торквил молчал, и она продолжала:

— Ты знаешь, если герцог поймет, что мы чувствуем друг к другу, он отошлет меня отсюда… а я не могу оставить здесь детей без какой-либо… защиты.

— Защиты детей? — удивился Торквил. — Ты что, в самом деле боишься герцогини?

— Она ненавидит их! — воскликнула Пепита. — Она пытается настроить герцога… против них, несмотря на то что пока… ей это не удается.

— Но он любит их и не допустит, чтобы им кто-нибудь навредил.

— Ты знаешь, что я не могу… оставить их.

— Но ты не можешь оставить здесь всю свою жизнь, — рассердился Торквил, — и терпеть обращение к себе как к отверженной, выслушивать невероятные грубости от этой проклятой женщины!

Он говорил резко, и это было так необычно для него, что Пепита невольно улыбнулась.

— Сейчас… ожидается, — сказала она немного неуверенно, — сглаживание ваших прежних распрей с Мак-Донаванами.

— Если они все такие, как герцогиня, я бы искоренил весь их клан, будь это в моих силах! Он вновь привлек ее к себе.

— Никакие Мак-Донаваны или кто-либо еще не смогут помешать нам быть вместе.

Он хотел поцеловать ее, но Пепита отвернула свое лицо, так что губы его встретили ее щеку.

— Я думаю… не только о детях, но также и о тебе.

— Обо мне? — опешил он. — Каким образом?

Ты — Мак-Нэирн, и я знаю, герцог любит тебя и относится к тебе как к сыну. Он изгнал родного сына за то, что он женился на моей сестре. Что же тогда он сделает с тобой, если узнает, что ты любишь меня?

— Он — не мой отец.

— Но он — твой вождь, — напомнила Пепита, — и ты знаешь так же хорошо, как и я, что, хотя ты не зависишь от него, твои земли граничат с его землями, и ты — Мак-Нэирн, член клана.

— Я не боюсь его, единственное, что имеет для меня значение, — это ты. Ты наполняешь всю мою жизнь, и я не могу думать ни о чем, кроме тебя и твоей красоты.

Пепита тяжело вздохнула.

— Пожалуйста… пожалуйста, будь… разумен, — умоляла она, — ради себя и ради меня!

— А что ты имеешь в виду под» разумностью «?

— Я думаю, было бы лучше, если б ты удалился на какое-то время, чтобы мы успели забыть то, что случилось сегодня.

Он сжал ее в объятиях.

— Ты забудешь?

— Это… другое дело.

— Почему это — другое дело?

Она хотела спрятать свое лицо у него на груди, но он опять повернул его к себе.

— Ответь мне искренне, ты сможешь забыть мою любовь и то, что я целовал тебя?

Она опустила глаза, не в силах произнести хоть слово.

И вновь их губы слились, и он целовал ее так страстно, с такой одержимостью, что она ощутила себя частью его, перестав быть собой.

Ее мягкие и податливые губы говорили о преданности и доверии ему, и его поцелуи тоже стали более нежными и ласковыми, и она не могла сопротивляться его немой мольбе.

Она со всей очевидностью поняла, что полюбила его с самого первого мгновения, когда почувствовала в нем единственного друга в замке.

Эта любовь с каждым днем становилась все сильнее.

Каким невероятно прекрасным был он в своем килте!

Она не могла думать ни о чем ином, любовалась им, когда он был рядом, видела его каждую ночь во сне.

И теперь, в эти минуты счастья и неземного блаженства, она поняла — именно о такой любви она мечтала.

Такую любовь испытывали друг к другу Алистер и ее сестра.

Такую любовь она надеялась когда-нибудь найти, если ей очень, очень повезет.

Эта любовь сама нашла ее, но в жизни любимого человека она, Пепита, ничего не могла значить, а потому надо собраться с силами и отказаться от этой любви.

Как будто угадав ее мысли и чувства, Торквил поднял голову и спросил:

— Что мы можем сделать, моя любимая?

И опередил ее с ответом.

— Я намерен жениться на тебе, но мне понятны твои чувства к детям.

— Как могу я… довериться… герцогу?

Пепита говорила тихим, срывающимся голосом, ибо в это время Торквил целовал ее в щеку и ее сердце отчаянно билось рядом с его сердцем.

— Да, он обошелся с Алистером отвратительно и противоестественно, — констатировал Торквил, — но, может, теперь это послужит ему уроком.

— Можно ли быть уверенным в этом? — покачала головой Пепита. — А ведь есть еще… герцогиня.

— Я не думаю, что ей удастся убедить его отослать детей.

— Но… если у нее будет сын, она возненавидит Рори еще сильнее, чем сейчас, и она может даже… что-нибудь… подстроить против него.

— Это невозможно! — запротестовал Торквил. — Я понимаю, она захочет, чтобы ее сын занял место Рори, но даже и в этом случае ты не сможешь вечно защищать его, и скоро он должен будет поступить в школу.

— Герцог может… отослать обоих детей.

— Я уверен, он не сделает этого.

— Я не… уверена… ни в чем, — с отчаянием молвила девушка.

— Кроме меня! Ты должна верить, дорогая, что я люблю тебя, и даже если нам придется подождать, рано или поздно ты станешь моей женой.

— Но тогда что за жизнь настанет для тебя… вырванного герцогом из круга знакомых и родни… с враждебностью со стороны членов клана… которые… возненавидят меня так же, как ненавидели мою сестру?

Торквил молчал — ему нечего было противопоставить этим убедительным доводам.

Пепита осторожно высвободилась из его рук.

— Ты должен вернуться, — обронила она. — Ты можешь… понадобиться герцогу… и он… заподозрит, что ты… со мной.