Входит гонец. Он вручает Раймонде письмо от своего господина. Девушка ликует — Жан де Бриенн приезжает завтра.

В оркестре звучит ее тема, уже знакомая по интродукции. Теперь она совсем иная, в пей нет больше ни томности, ни тревоги, трепетные мотивы нетерпеливо перебивают и обгоняют друг друга, они звучат ликующе и взволнованно, а потом уступают место теме возлюбленного.

Мажордом замка приглашает дам и кавалеров на вальс. Его мелодия, упоительно ясная и светлая, звучит в высоком регистре скрипок:

а затем сменяется другими темами, которые то искрятся радостью, то становятся задумчиво-мечтательными. Они неудержимо влекут в мир радужных надежд. Захваченная всеобщим весельем, Раймонда исполняет сольный танец «Пиццикато»[17]. Это — легкая кокетливая полька, но она построена на измененной мелодии вальса. Сколько в ней грации и лукавства!

Потом снова возвращается вальс. Он увлекает всех присутствующих и кружит, и кружит их без конца.

Гости начинают расходиться. Мысли Раймонды радостно устремляются к завтрашнему дню, и в оркестре появляется ее «тема томления». Но на этот раз она звучит с новым оттенком, отражая тревожное волнение девушки.

Наступает ночь. Раймонда с подругами и пажами выходит на террасу, слабо освещенную луной. Она берет лютню и играет старинный танец — романеску; мечтательная, чуть грустная мелодия сливается с ее мыслями о возлюбленном.

Девушки и пажи танцуют, и Раймонда решает показать им новое па, но потом, устав от волнении дня, ложится на ковер и засыпает. Прихотливая, как восточный узор, пряная мелодия завораживает и убаюкивает ее, рисуя в воображении причудливые видения.

Вдруг статуя Белой дамы оживает, подходит к Раймонде и увлекает ее за собой. Навевая нежные мечты, звучит «музыка ночи». Как бы в ответ на нее появляется «тема надежды» и «тема томления».

Так кончается первая картина первого действия. Занавес падает. И пока спешно меняются декорации, в оркестре звучит музыка антракта ко второй картине. Его колыбельная мелодия, знакомая по концу предыдущего действия, исполняется скрипками:

Прекрасная в своей неизменности, она то поднимается вверх, окрашиваясь в самые светлые, самые мягкие пастельные тона, то, сгущаясь, спускается в низкий регистр.

Занавес раздвигается.

...Белая дама скользит по лестнице, ведущей с террасы в парк. Властным жестом она увлекает Раймонду за собой. Туман рассеивается, и они видят появившуюся из мрака группу рыцарей и дев. Как красочны и разнообразны их одежды! Пышные короткие туники и длинные платья с высокими жабо и воланами. Впереди —

Жан де Бриенн (в оркестре ликующе и победно звучит его тема). Он в тяжелых рыцарских доспехах, на голове — шлем с поднятым забралом.

Раймонда бросается к возлюбленному. Он опускается перед ней на колени и вручает свой меч. Она целует этот меч, принесший воинскую славу, и возвращает обратно, как бы благословляя на новые подвиги, потом протягивает ему лавровый венок, но рыцарь обвивает им любимую и, обняв, нежно кружит.

«Большое адажио». На фоне легкого аккомпанемента кларнетов солирующая скрипка страстно поет «песню» любви, выросшую из темы де Бриенна. Она подхватывается другими инструментами оркестра и, разрастаясь, ширясь, вторит танцу влюбленных.

Но мгновение... и уже все охвачено движением. Томные мелодии сменяются то игриво-кокетливыми, то угловато-комическими. Это — «Фантастический вальс».

Среди танцев рыцарей и дев — соло Раймонды. Счастье наполняет ее движения особенной мягкостью. Протяжные, замедленные, они как бы переливаются одно в другое. Раймонда бежит к возлюбленному и бросается в его объятия. Тема де Бриенна звучит широко и нежно.

Внезапно темнота окутывает сад и все исчезает.

— Смотри, что будет еще, — говорит Белая дама, и Раймонда видит себя рядом с вождем сарацинов Абдерахманом. Зловеще звучит в оркестре его тема:

Но, повторяясь несколько раз, она постепенно стихает и как бы смиряется, становясь послушной и мягкой. Абдерахман, покоренный Раймондой, готов отбросить коварные замыслы, свою властность и гордость. Он падает перед девушкой на колени, но она в ужасе пятится от него. Однако Абдерахман становится все настойчивей. Постепенно его тема захватывает весь оркестр, звучит громко и требовательно, а коротенькие, испуганные ответы Раймонды тонут, как беспомощные, жалобные выкрики.

Но тут появляется «тема надежды», и Абдерахман теряет свою силу. Характеризующая его мелодия еще цепляется за высокие флейтовые ноты, но «Фантастический хоровод» окончательно вытесняет лейтмотив «сарацина», заставляя его спрятаться в низких регистрах. Вместе с ним исчезают и призраки ночи. Валторна начинает величаво-спокойную песнь рассвета.

Снова видна терраса. На ковре — лежащая в обмороке Раймонда. Прибегают ее подруги. Они находят Раймонду и приводят ее в чувство.

Конец первого действия был заглушен горячими аплодисментами. Хлопали все: и обычно сонливая аристократическая публика партера, и страстные, ревнивые балетоманы, никогда не пропускающие ни одного спектакля, и молодежь, наполнявшая высокие ярусы.

— Автора, автора! — раздавались восторженные, требовательные голоса.

Занавес открывался, и на сцену, ведя Глазунова за руки, выбегали тоненькие, изящные балерины. Громадная фигура композитора, медленно выходившего на вызовы и делавшего один шаг, в то время как сопровождавшие его танцовщицы успевали сделать три коротенькие перебежки, казалась особенно тяжеловесной. Некоторые удивлялись:

— Как это может такой внешне неповоротливый и грузный человек настолько хорошо ощущать пластику танца?

В фойе слышался могучий бас Стасова:

— Это лучший балет в мире!

— Прелестная, прелестная музыка, — восхищенно говорил Римский-Корсаков.

— Да это целая симфония, а не балет, — не унимался Стасов.

«Удивительно то, что г. Глазунов сумел удовлетворить и кучкистов, и всю массу публики, а это никогда не вязалось одно с другим», — набрасывал в блокнот наблюдавший эту сцену будущий рецензент балета.

— Вопреки вашим предсказаниям, музыка оказалась очень мелодичной, сочной. Она блещет богатством оркестровки,— это в другой группе собравшихся достается автору статьи, который совсем недавно изощрялся в остроумии так: «...угрожают музыкой к балету г. Глазунова, который едва ли сочинил в жизни одну польку, а занимался лишь симфонической музыкой, в которой давно заслужил такую оценку, что музыка его «глазу — нова, уху — дика». Впрочем... не будем предвкушать заранее чашу горечи».

— Удивительно, удивительно...— лепечет незадачливый пророк.

Когда публика возвратилась на свои места и все снова приготовились смотреть и слушать, начался симфонический антракт ко второму действию. Музыка его выражала радость Раймонды, радость приближающегося праздника.

Шатер и двор замка, где находятся графиня Сибилла и Раймонда, окруженные придворными. Под звуки торжественного, величавого марша прибывают все новые и новые гости: знатные