– Можешь мне поверить!

– Сейчас мы тебя протестируем. Кажется, при мне есть одна штука, на которой раньше было кое-что розовое.

Жильбер раскрыл бумажник.

– Права у тебя розовые! – обрадовался Артюр.

– Не держи меня за дурачка, я не вчера родился, всем известно, что водительские права раньше были розовыми. Посмотри на эту фотографию, – велел Жильбер, вытащив ее из бумажника.

Парочка, которую хоть сейчас на свадебный торт, позировала в окружении двух десятков принаряженных гостей, в том числе дам в шляпках, большей частью – азиаток, как и сама невеста, которая красовалась в пышном белом платье. Артюр перевел глаза на Жильбера, сравнивая.

– Похоже, алкоголь неплохо помогает сохраниться. Это ведь ты?

– Да, так что ты видишь розовое на снимке?

– Никто в розовое не одет, – ответил Артюр, снова взявшись за бокал.

– Посмотри как следует!

– Ну да… ты тут в розовых носках!

Ошарашенный Жильбер впился в него взглядом, разинув рот.

– Он не просто так ляпнул, – запинаясь, промямлил наконец Жильбер, потрясенно глядя на Момо.

– Да-да, на тебе вырвиглаз-розовые носки, примерно такого цвета, – добил его Артюр, вытащив рисунок Луизы. – Это мне дала дочка соседки из дома напротив.

– Блин! – завопил Жильбер, увидев рисунок.

– Что? – не понял Артюр.

– О, черт… – выдохнул Толстяк.

– Да иди ты! – в тон остальным вставил Момо.

– Что?

– Я вижу, что она розовая, твоя картинка! – пробормотал Толстяк с таким видом, будто узрел Пресвятую Деву, Царицу Розария.

– И я тоже! И божоле теперь стало розовым! – изумился Момо.

– А я вижу свои розовые носки на фотографии! – завопил Жильбер.

Артюр забрался на стойку и, вскинув рисунок над головой, показывал его десятку собравшихся вокруг него выпивох. Как модель года «Плейбоя», которая вышла на боксерский ринг объявить о начале нового раунда.

– Угощаю всех! – проблеял Толстяк, тренькая колокольчиком.

Из новостной ленты сайта газеты lemonde.fr

Картина Пьера Сулажа из серии «Сверхчерный цвет» была продана за 310 миллионов долларов и стала самой дорогой картиной в мире.

* * *

Артюр никак не мог уснуть. Ему было душно, кружилась голова. Он открыл окно, чтобы подышать. Холод в конце концов добрался-таки до Парижа, но Артюр, совершенно голый, обливался потом. «Мне надо бросить пить», – в энный раз за неделю твердил он про себя, с омерзением принюхиваясь к запаху выступающих на лбу капель, отдающих винной бурдой. В руках он бережно держал совершенно измятый и скомканный рисунок. Один из посетителей QG пытался его выкрасть. Они поругались. Артюр, хотя и не прочь был подраться – это напомнило ему времена, когда он играл в регби, – не решился на бой в таком состоянии. Он сбежал, «позабыв» заплатить за выпивку. Пронзительный звонок выдернул его из полудремы. Звонок? Последним, кто звонил ему в дверь, был судебный исполнитель, явившийся вручить ему письмо. Кто же это к нему пожаловал в одиннадцать вечера? «Может, приперся Толстяк, чтобы я заплатил по счету?» Артюр лежал в постели голый, чувствуя онемение во всем теле.

– Кто там? – закричал он.

– Извините за беспокойство, я журналист, – произнес голос с иностранным акцентом.

– Приходите завтра. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Позволю себе настаивать.

Артюру хотелось только одного – спать, чтобы голова перестала так бешено и одуряюще кружиться.

– Завтра!

Внезапно раздался глухой удар. Его дверь только что взломали. Перед ним в полумраке выросли двое с оружием и в масках.

Под воздействием алкоголя Артюр совсем не испугался, скорее раздражился. И тут же все понял. Они тоже задумали украсть у него рисунок.

– Это подарок, единственный мой подарок, это мое! – выкрикнул он, вцепившись в листок.

– Где рисунок? – спросил один из них, включая свет.

Здоровенный громила.

Артюр едва успел сунуть бумажный комочек в рот, запихнув его между десной и щекой.

Эти двое, грубо выдернув его из постели, уложили на пол лицом вниз и заломили руку. Действовали они четко. Профессионалы. Артюр чувствовал, как бумага у него во рту расползается.

– Где рисунок? – грубо напирали они.

– Идите в задницу, – процедил сквозь зубы Артюр.

Второй принялся бесцеремонно обыскивать все закоулки его квартиры. Опрокидывал столы, вытряхивал все из ящиков, из шкафов. Артюру ситуация показалась забавной. Он видел себя героем, погруженным в действие одного из фильмов Хичкока. Такие всегда из всего выпутываются. К тому же в конце оказываются в постели с красивой блондинкой.

– Блин, я только что навел у себя порядок!

Громила потянул его за волосы, поднимая голову:

– Где ты его спрятал?

Прямо как Лорел и Харди, вдруг подумал Артюр, глядя на двух незваных гостей. Лорел и Харди в котелке, надвинутом до подбородка.

Артюр глуповато улыбнулся, но Харди тут же с размаху прихлопнул его улыбку свободной рукой. Рисунок застрял у него в горле. Артюр, подавившись им, раскрыл рот, и Харди заметил бумажный комочек.

– Выплюнь! – заорал он.

Слишком поздно. Артюр проглотил комочек.

Харди рывком поднял его, перевернул вниз головой и, одной рукой прижимая к своей груди, другой стал колотить его по спине.

– Поищи выпивку, – снова перевернув Артюра, велел он Лорелу. – Надо, чтобы его вырвало.

Лорел обнаружил только пустую бутылку от пастиса рядом с мусорным ведром. Этот придурок все вылакал. В ванной на умывальнике он нашел флакон духов. Они засунули его в рот Артюру, но тот, против всех ожиданий, не отбивался, а жадно присосался к горлышку.

– Так ничего не получится. Что будем делать? – спросил Лорел.

– Я знаю! – отозвался Харди, припечатав голову Артюра тяжелой лапищей.

Можно было подумать, что Харди – участник телевизионной викторины, знавший правильный ответ, и голова Артюра заменяла ему сигнальную кнопку. Он несколько раз ударил по ней изо всех сил. Артюр каждый раз вскрикивал, очень приблизительно воспроизводя сигнал зуммера. Его мозг, плавающий в спинномозговой жидкости, каждый раз ударялся изнутри о свод черепа, и в голове у него вспыхивали яркие фейерверки. О, какой чудесный синий! О, какой чудесный красный! Последний удар получился особенно сильным, и от разноцветного снопа, завершающего фейерверк, он потерял сознание, едва успев уловить приказ Харди: «Вспорем ему живот!»

* * *

Артюр валялся голышом на полу в своей спальне. Несколько секунд прошло, несколько минут или несколько часов – он не знал. Те двое о чем-то спорили в гостиной. Он, не шевелясь, осторожно приоткрыл один глаз. На груди у него крови нет. Априори он жив. Через дверь ему был виден Лорел с кухонным ножом в руке. С его, Артюра, собственным ножом! Это хорошо, он его годами не точил. Но тут до него дошла и плохая новость – постепенно выбираясь из тумана, он отчетливо слышал их разговор.