прокатился бой грома, а Каурай, ослепший и оглохший, вытянул вперед руку, когда до мальчишки оставалось всего ничего. Он опережал капли долгожданного дождя, которые разбивались о его пальцы, он видел перед собой бессильно открытый рот и зажмуренные глаза на смертельно бледном лице. Тут метла завибрировала и принялась отклоняться с заданного пути. Каурай сжал зубы в последнем усилии, встряхнул проклятую и, рискуя всем на свете свесился вперед.

И едва не промахнулся. Но все же схватил пацана в охапку и крепко прижал к себе, рискуя переломать тому все ребра. Метлу завертело волчком — верх и низ перепутались. Ветер хлестанул его плетью дождевых капель. Но Каурай выдохнул. Метла проложила падать, вращаясь как бешенная.

Оставалось последнее, самое сложное — замирить эту пляску.

Сжимая древко одной рукой, он приложил усилие, которое забрало все его силы, но вывел метлу из опасного виража, когда до земли осталось всего ничего. Метлу подбросило и вновь закрутило, но она вышла из вертикального положения и креном пошла в сторону, постепенно выравнивая полет, пусть и нисколько не сбавила скорости. Каурай уже с трудом держался верхом и не представлял, как ему остановить эту неуемную дуру. Далеко ли было до армии Крустника? Куда повернул вал умертвий? И где его кобыла? — все выдуло из головы. Он мечтал лишь об одном — наконец-то ступить на твердую землю. Живым.

Краем глаза заметил в отдалении нечто темное, смутно похожее на крышу деревенского дома, и направил непослушную метелку в ту сторону. Она всячески пыталась озорничать, дергаться, менять высоту, но Каурай как мог держал ее в узде.

Под ногами потянулось темное поле, а за ним несколько приземистых домиков с соломенными крышами. Это был шанс. Либо они сейчас спрыгнут на всем ходу и им повезет, либо проклятая метла-таки добьется своего.

Каурай решил рискнуть, навалился на метлу, заставив ее снизиться, и, как только соломенная подушка оказалась впереди, сжал зубы и сиганул вниз, рассчитывая попасть на опережение. Он зажмурился и отдался на милость Спасителя.

* * *

Он не знал, сколько пролежал без движения, забирая ртом воздух и размышляя над тем, какой бес надоумил его взобраться на неукрощенную метлу. Они проломили крышу насквозь и рухнули прямо посреди комнаты, каким-то чудом не уткнувшись в печь. Повезло несказанно.

Он взял себя в руки, мысленно досчитал до десяти, а потом сделал попытку сесть — тело выступало против. Хотело покоя. Каурай понимал его, но все же сел, хоть и страшно пожалел об этом. Выбирался из обломков широкого стола, который под его весом треснул напополам. Хорошо. Для стола — не очень. Вокруг ни души. Похоже, хозяева уже далеко.

Мальчик! — пришла следующая мысль. Он протер оба свои уставшие глаза и осмотрелся. Пацана отбросило на пол, он не двигался. Каурай, шипя от боли во всем теле, протянул руку и тронул его за плечо. Никакой реакции. Эхх… цыкнул он языком, перевернул мальчика на спину и приложил ухо к груди. Закрыл глаза и прислушался — почти сразу ему ответили.

Не теряя времени, одноглазый поднялся на ноги, кривясь и ругаясь себе под нос, — надо было убираться, и как можно скорее. Он подхватил безвольное тело мальчишки, перекинул через плечо и, неловко переступая с ноги на ногу, двинулся к выходу. Дверь была заколочена снаружи, и одноглазому пришлось немного попотеть, прежде чем он выбил трухлявую деревяшку ударом ноги.

Но выходить он не торопился. Было поздно.

Стоило только двери раскрыться навстречу дождливому ненастью, как одноглазый ощутил запах гнили, который не была способна перебить даже свежесть долгожданной влаги. Следом он заметил силуэт исполинского существа, которое не торопясь пересекало поле, направляясь прямо к избе. Звук тяжелых шагов перешибал шепот дождя и отдавался в каждой деревяшке.

Одноглазый выругался, вернулся в избу и положил мальчишку на одну из лавок. Бросил на него прощальный взгляд и вышел под дождь, спуская со спины меч. Даже через кожаную оплетку и перчатки легко было ощутить насколько горячим он был.

Стоило только каплям коснуться темного грубого металла, как они с шипением обратились паром — клинок раскалялся с каждым ударом сердца, пока расстояние между одноглазым и гигантом, шагающим на него сквозь бурю, неумолимо сокращалось.

Все ближе. У гиганта в руках не было оружия, однако Каурай не обольщался. Эти руки, способные порвать человека на части, и были оружием.

Ближе. Теперь Каурай мог разглядеть лицо. Черное, сморщенное, скошенное на бок, словно маска, наскоро пришитая к черепу грубой нитью. По центру лба горел единственный глаз, который за все время ни разу не моргнул. Брони враг не носил, но отчего-то капли дождя отбивали по его блестящей коже металлическую дробь.

За двадцать шагов Каурай остановился, не торопясь более сокращать расстояние. Взялся за обжигающую рукоять обеими руками, выставил клинок вперед и набрал полную грудь воздуха.

Еще раз. Снова биться с этим. Каждый раз, стоило ему только обнажить Куроук и пролить немного крови, как приходилось с замиранием сердца ждать гостей. Рано или поздно звучала тяжелая поступь, и из темноты показывался он. Безымянный Циклоп, один вид которого был способен повергнуть в ужас любого. Неумолимый, бессердечный и молчаливый. Каурай уже сбился со счета, сколько раз ему приходилось сражаться с этой тупой машиной, даже имени которой он не знал.

Одноглазый встретил гиганта взмахом меча, но тот не стал ставить блок. Ударил в ответ — резко, яростно и чудовищно быстро для такой махины. Гигантская мощная рука толщиной с древесный ствол взорвала тучи брызг, когда обрушилась на его голову. Каурай знал, что враг и не подумает защищаться — отскочил в сторону. В последнее мгновение решив, что не увернется.

Увернулся. И немедленно бросился в атаку — прошил гиганту колено. Но за первым ударом сразу же последовал второй. Жуткий, резкий и неожиданный удар для того, кто лишь кажется смертным. Каурай принял его на меч, едва не сломавшись под весом противника. Отскочил за мгновение до того, когда Циклоп с разворота снова вспорол воздух кулаком, пытаясь одним ударом раскроить одноглазому череп. Удар раскатом прошелся по клинку, словно росчерк молнии. Еще один удар прошел мимо, совсем ненамного разминувшись с плечом одноглазого. Каурай контратаковал и рассек гиганту живот одним широким взмахом — не размыкая плотно сжатых губ, гигант попытался схватить противника за ногу. Одноглазый отмахнулся мечом, отсекая Циклопу пальцы на правой руке.

Бесполезная удача. Противник не дрогнул.

Они бились, металлический звон разносился под грохотание ненастья. Из ран гиганта хлестала черная кровь, но ему было плевать. Боли