Я разглядывал изображения обнаженных женщин в журналах, мне они нравились, но что привело меня в настоящий восторг, так это когда я прочитал историю болезни в «Психопатии», описывавшую мужчину, который думал, что он – женщина. Я тут же вспомнил мультик про Порки Пига и свое детское желание стать девочкой. Вот тогда-то желание вернулось.

Доктор Рихард Крафт-Эбинг, который был начальником Фрейда, когда тот начинал работать в Вене, был автором «Психопатии», и истории болезни были его записями о тех людях, которых он лечил. В том числе о мужчинах, которые одевались как женщины и думали, что они женщины, и страдали «иллюзией изменения пола». Я мечтал о такой иллюзии и поэтому каждую ночь читал и перечитывал похожие истории болезни, а заодно мастурбировал, пытаясь подвести момент освобождения к тому предложению, которое особенно меня восхищало.

Так что вон каким был я, юный еврейский мальчик из Нью-Джерси, читающий о мужчинах XIX века, которые сходили с ума, и я находил с ними что-то общее и видел в них эротическую модель.

Крафт-Эбинг также автор антропологических этюдов, где описал несколько феноменов, включая мой любимый абзац об индейцах пуэбло, которые намеренно культивировали феминизацию мужчин.

Каждые несколько лет индейцы пуэбло брали одного из своих самых сильных воинов и заставляли его чрезвычайно много ездить на лошади и чрезвычайно много мастурбировать, и это имело двойной эффект, разрушая мужские яички. После этого кожа становилась мягкой и груди увеличивались. Мужчина начинал исполнять в племени роль женщины. Он одевался как женщина и использовался в сексуальном плане в религиозных церемониях. Таких мужчин называли mujerados, и их высоко ценили.

Это ударяло мне по нервам, и я частенько фантазировал, что я – член племени, выбранный для трансформации. Однажды я так увлекся этой идеей, что мастурбировал без конца и катался на велосипеде на десять скоростей, подпрыгивая на сиденье, словно скакал на лошади. Но эксперимент продлился всего несколько дней.

Ради эксперимента я также надевал одежду матери. В один прекрасный день, оставшись на несколько часов дома один, я разделся догола и скользнул в материнские трусы. Это было как укол чистого адреналина. Я мог бы пробежать сотню ярдов. От трусов у меня возникла чудовищная эрекция, и в то же время я чувствовал себя очень женственным. Мои ягодицы выглядели девичьими, и я ласкал себя.

Ощущение от трусов было несомненно потрясающим, но, когда я неуклюже влез в бюстгальтер и почувствовал на спине бретельку, а глянув вниз, увидел две белые чашечки, чашечки для грудей, я почувствовал себя и вовсе прекрасно. Я почувствовал себя девушкой. Я был высок. У меня были груди. Я летал. Чашечки для груди были моими крыльями.

Затем я надел легкую хлопчатобумажную юбку и прошелся по родительской комнате. Незнакомое ощущение, когда воздух овевает ноги, заставило меня почувствовать себя уязвимым и сексуальным. Я хотел быть девушкой! И обязательно хорошенькой. Я думал обо всех этих хорошеньких девушках в школе, вышагивающих по коридорам в своих юбках. Как они прекрасны, какое возбуждение должны испытывать, когда воздух тайно их ласкает.

Я засунул в бюстгальтер немножко ткани и надел блузку. На секунду остановился, чтобы прикоснуться к себе и почувствовать ткань на коже. Пышная юбка скрыла эрекцию. Я посмотрел в зеркало. Я намеренно оставил это напоследок, собираясь претворить в жизнь свое застарелое желание: посмотреть в зеркало и увидеть красивую девушку.

Но когда я увидел себя, это было словно случайный порез ножом. На мгновение я отупел, потом пришло осознание и вслед за тем отвращение и боль, как когда осознаешь, что ранил собственную плоть. Через несколько секунд я сосредоточился, но, когда ясно увидел себя в одежде матери, испытал отвращение и стыд. Над блузой и юбкой торчало мое длинное лицо, не имевшее ничего общего с улыбающейся хорошенькой девушкой, – это был просто я, потерянный псих, полный радужных надежд.

Я лег на родительскую кровать, и меня охватил огонь унижения. «Что со мной не так?!» – мысленно восклицал я. Я не двигался несколько минут, глаза были закрыты.

Я немного успокоился, ощущение бюстгальтера и трусов на коже все еще доставляло удовольствие. Я был свободен от своего отражения в зеркале и хотел, чтобы эксперимент продолжился, так что очень осторожно, чтобы ничего не запачкать, я начал мастурбировать, но сразу после оргазма испытал еще больший стыд. Одежда, которая несколько мгновений назад казалась прекрасной, теперь сдавливала меня, словно канаты. Я хотел все сбросить: «Что я делаю в одежде моей матери?»

Я осторожно ее снял, опасаясь, что мама, такая аккуратная, заметит малейшую морщинку, но, насколько мне известно, она так никогда ничего и не узнала. А если и заметила, что что-то лежит не на месте, должно быть, подумала, что это просто домашняя тайна.

Несмотря на неудачу, я переодевался еще несколько раз. Я хотел почувствовать себя хорошо. Моя последняя попытка, когда мне было уже почти семнадцать, закончилась тем, что я наложил губную помаду и попробовал уложить волосы, но результат был все тем же: когда я смотрел в зеркало, там был по-прежнему некрасивый мальчик.

Позвонив в бруклинскую службу преображения, я внимательно изучил остальные предложения сексуальных услуг в «Нью-Йорк пресс». По большей части люди предлагали садомазохизм, ролевые игры и массаж. Мне нравилось читать такую рекламу. Я чувствовал себя менее одиноким – у всего города были сексуальные проблемы. Но в то же время эти рекламные объявления представляли собой ящик Пандоры. Их было слишком много. Слишком многое было доступно. Я отложил «Нью-Йорк пресс» и вернулся к работе – обзваниванию своих дам в центрах природы и музеях.

В тот вечер Генри ворвался домой около одиннадцати, как раз вовремя, чтобы посмотреть «Вас обслужили?» – британскую комедию о персонале супермаркета. Мы привыкли смотреть ее вместе, после того как Генри возвращался с вечерних занятий в Куинсе или после обеда с одной из подруг-леди. Он смотрел это шоу долгие годы; оно шло по кабельному каналу. Он говорил, что в нем сотня серий, большинство из которых он все еще не видел.

– Началось? – спросил он, задыхаясь, сбрасывая плащ.

– Только что, – сказал я.

– Благодарение Богу. Одна только мысль о том, что я посмотрю «Вас обслужили?», позволила мне дотянуть последнее занятие… Есть почта?

– Нет.

– Конец света! Придется полностью уйти в себя.

Он сел на кушетку перед телевизором, а я уже сидел на своем стуле. У каждого из нас было по стакану вина.

Нам обоим нравился персонаж миссис Слокомб. Она была вдовой и руководителем отдела женского белья в супермаркете. У нее была фигура матроны, кислое одутловатое лицо, длинные накладные ресницы и волосы выкрашенные то в лиловый, то в красный, то в оранжевый цвет. Кульминацией каждой серии был рассказ миссис Слокомб, с отчетливой попыткой подражать интонациям высшего общества, о самочувствии ее кота.