– Тебе из меня ничего не вытянуть.

– Я прошу простить меня за любопытство. – Я действительно зашел слишком далеко, но за те шесть недель, что я его знал, накопилась потребность в ясности. Я не осмеливался посмотреть Генри в глаза.

– Ты должен понять, что, если мы собираемся жить в этой квартире вместе, – сказал Генри, – лучше знать друг о друге по возможности меньше – в основе прекрасных взаимоотношений именно этот фундамент… Все, чего я прошу у своих гостей, – это только чтобы они не ударили меня ножом в спину посреди ночи.

– Наверняка вы никогда по-настоящему не беспокоились о том, что вас ударят ножом в спину.

– Каждый, кого я впускаю сюда, – незнакомец. Это риск, который я беру на себя.

– Мне жаль, что я был грубым, – извинился я.

Генри меня простил. Его голос был спокоен, поучителен.

– Старайся думать о более важных вещах, – сказал он.

– Подумай о своей душе, о своем характере. Подумай о холодильнике. Там намерзло порядочно льда. Он нуждается в разморозке. Там может быть стейк. Сконцентрируйся на таких вещах. Там может быть еда.

Генри подошел к раковине, почистил зубы и выполнил вечерний туалет; я последовательно проделал то же самое, и оба мы легли, чтобы спокойно провести ночь. Прежде чем я уснул, он позвал со своей кушетки:

– Может, расхрабримся да разморозим холодильник в эти выходные.

– Хорошо, – согласился я, хотя чувствовал, что отсрочка неминуема.

– Ну а какие-то финальные мысли? Комментарии?

– Не имеется.

– Значит, вот мы где. Так где мы?

Генри частенько заканчивал день этим вопросом, и затем без вариантов затычки отправлялись в уши и радиоконтакт иссякал.

На следующий день на работе я ничего не мог с собой поделать и снова просмотрел «Нью-Йорк пресс». Я пробежался по рекламам в поисках тех, которые каким-то образом пропустил. Одна из них гласила: «Регрессирующее отшлепывание». Это было слишком странно и любопытно, чтобы такое упустить, так что я позвонил.

– Алло, – ответил женский голос.

– Я видел вашу рекламу, – прошептал я.

– Которую именно?

Значит, у нее есть и другие?

– Регрессирующее отшлепывание, – сказал я.

– В какое время вы хотели бы прийти?

– Пока не решил…

– Я – зрелая брюнетка с полной фигурой. Отлично вас отшлепаю. Хотели что-то специальное?

– Я – начинающий…

– Может быть, взаимное переодевание? Я могу дать вам кое-что из своих вещей. Когда вас ждать?

Откуда она знала, что я интересуюсь переодеванием?

– Я заканчиваю работу в шесть.

– Приезжайте в семь. Сколько можете предложить?

– Я…

Она слышала, как я колеблюсь, и пыталась измерить глубину моего бумажника. Она делала все правильно.

– Сорок долларов за час, – сказала она.

Недорого. По сниженным ценам.

– Хорошо, – согласился я.

– Я живу в доме 153 по Девяносто третьей улице. Скажите привратнику, что идете к мисс Харт. Как вас зовут?

– Дэвид.

– Вы записали адрес?

– Да.

– Жду вас в семь. – Мисс Харт повесила трубку.

Все случилось так быстро. Я только хотел поговорить с этой шлепательницей. Не думал, что назначу ей встречу, но цена была настолько низкой, и она так быстро продала мне услугу. И она жила на моей улице! Хоть и по другую сторону парка, но все равно слишком большое совпадение. Я увидел в этом добрый знак.

Была пятница. Я едва мог дождаться конца дня. Все рисовал себе брюнетку в полном расцвете, тридцати лет: она сказала, что зрелая. Мне хотелось сообщить коллегам, что я запланировал кое-что восхитительное, но не мог этого сделать. Сказал только одной из своих дам из Музея естественной истории Кейп-Кода, что у меня сегодня вечером свидание, и она пожелала мне успеха.

Я сел в автобус на Девяносто шестой улице и затем прошел три квартала. Это был старый высотный дом с грязным вестибюлем, с привратником, но без лифтера.

В лифте я посмотрел на себя в маленькое зеркальце в углу потолка. С этого верхнего угла было видно, как редеют мои белокурые волосы. Это было нечестно. Я слишком молод, чтобы быть лысым, подумал я. Я надеялся, что мисс Харт в конце концов решит хотя бы, что у меня симпатичное лицо.

Она жила на пятнадцатом этаже, к квартире нужно было идти по длинному многоквартирному коридору. Я позвонил в звонок. Дверь открылась примерно на четверть. Она стояла в проеме, прячась за дверью так, чтобы соседи не могли ее видеть. На ней был черный наряд, состоящий из бюстгальтера, трусов, подвязок, чулок, которые доходили до середины бедер, высоких каблуков и даже очков в черной оправе.

– Я не слишком старая? – спросила она. – Если слишком, то все в порядке. Можете сразу уйти.

Ей было больше шестидесяти, и она выглядела сверхъестественно – на первый взгляд словно мать моего отца. У нее были такие же желто – черные очки и такие же крашеные черные волосы, которые производили в салоне-парикмахерской. Ее кожа, как у моей бабушки, была без морщин, но все равно со следами возраста.

– Вы не слишком старая, – вежливо сказал я. Ее груди были молочно-белыми и большими.

– Входите. – Мисс Харт впустила меня и быстро закрыла дверь. – Как вас зовут?

– Дэвид.

Это была квартира – студия с кухней за маленькими раздвижными дверями, большой кроватью в углу и гостиной в дальнем конце. Мисс Харт отвела меня к кушетке и велела сесть.

– Вы должны называть меня «хозяйка Харт», а если забудете, то просто мисс Харт. Мне нужно в ванную. Снимайте одежду. Мы начнем, когда я выйду.

Она была странная, смущенная; глаза искажены толстыми линзами очков. У нее был тонкий, бледный, несчастливый рот. Но форма лица, высокие скулы, прямой нос свидетельствовали о том, что когда-то она была очень красивой.

Я остался сидеть на кушетке. Смотрел, как она уходит. Она была низенькой, пять футов четыре дюйма – вместе с каблуками. Плечи округлые и упавшие. Задница в черных трусах очень широкая. Ноги над чулками белые, как у привидения, мускулы дряблые, кожа обвисла. Я сказал, что она не слишком старая, чтобы не ранить ее чувства. Хотя в дверях она и вполовину не выглядела так плохо. Никогда не видел пожилых женщин в нижнем белье. Я испытывал восторг. Кроме того, было слишком поздно поворачивать назад. Я находился практически в трансе с тех пор, как поговорил с ней по телефону. Мне следовало пройти через все, что должно было случиться, хотя с ее стороны было очень честно позволить мне удалиться.