– Будем надеяться, тут нет смертной казни для воров, – сыронизировал он и протянул одну булочку Вайолет.

– Ты украл? Но ведь нельзя брать чужое! – возмутилась она.

– Идеальная девочка, – жуя, буркнул Мальчик.

– Я не такая!

– Тогда ешь!

Вайолет посмотрела на булочку, потом опять на нового друга. Умирая от желания стереть улыбку с его лица, она вгрызлась в пышную булочку.

– Вайолет, тут никто о тебе заботиться не будет, – сказал Мальчик. – В Ничейной земле каждый сам за себя.

Эта мысль не понравилась Вайолет. Она молча жевала свою булку и разглядывала толчею вокруг. На другом конце площади что-то вспыхнуло.

– Что это там?

Посреди Рыночного двора стояло необычное дерево. Скрюченное, иссохшее, по всем признакам почти мёртвое; листьев на ветках не было. И всё-таки оно как будто блестело в темноте. Вайолет стала пробираться к нему через толпу. Мальчик двинулся вслед за ней.

Подойдя к дереву ближе, Вайолет поняла, откуда взялись эти проблески. К веткам были привязаны золотые и серебряные монеты, стекляшки, бумажки, засохшие цветы, лоскуты, любая и всяческая дребедень. Почти все тряпицы выцветшие, изорванные, лишь немногие – яркие и новые.

Её взгляд упал на бледно-розовую ленточку, трепетавшую от лёгкого ветерка. Аккуратная рука когда-то выткала на ней послание:

– Пиппа Грюмли, – шепнул Мальчик.

– Грюмли? – глаза Вайолет округлились. – Она не родственница миссис Грюмли, моей школьной учительницы?

Он кивнул:

– Угу. Пип – её дочка. А это дерево мы называем Лоскутным. Жители Ничейной земли когда-то оставляли здесь послания тем, кого потеряли. Наверное, они надеялись, что их родные будут искать их и придут сюда. Но я не думаю, что это произойдёт, ведь они даже не знают, что мы здесь. Больше никто ничего не вешает на дерево; теперь не вешает.

– Значит, у ничейников в Идеале остались родственники?

Мальчик опустил голову.

– Почти все, кто здесь сейчас находится, когда-то жили в Идеале.

– Но… сколько же лет Пиппе? – смутившись, спросила Вайолет.

– Кажется, ей было двенадцать, когда её забрали сюда. Сейчас намного больше, конечно. Лет двадцать, наверное. Здесь много таких, как Пиппа.

– Зачем они забирают детей? – Вайолет не могла прийти в себя. – А как же их родители? Они не замечают, что дети пропали?

– Не замечают. Как ты говорила, родители становятся другими. В Идеале с людьми что-то делается. Я не знаю, что именно, но здесь точно замешаны очки. Когда на них очки, Ничейной земли больше нет, а мы… – он круговым движением обвёл площадь с собравшимися на ней людьми. – Все мы как живые призраки.

Вайолет сглотнула; ей не хотелось думать о том, как странно вели себя её родители в последние дни. Вместо этого она спросила:

– Что произошло с Пиппой?

– Она нарушала правила. Ничего серьёзного, но ты сама знаешь, какое огромное значение в Идеале придают мелочам. Как-то ночью Дозорные пришли к ней домой, вытащили её из постели и привели сюда. Она много раз пробиралась обратно, хотела, чтобы её родные пришли на помощь, но она невидима для них. Немного понадобилось времени, чтобы они начисто её забыли.

– Что, если и со мной будет то же самое? – заикаясь, пробормотала Вайолет. – Они только детей забирают? Может, это они моего папу похитили?

– С тобой такого не случится, – уверил её Мальчик. – Во всяком случае, пока.

– Но как же папа? Как ты думаешь, он здесь?

Вайолет жадно вглядывалась в людскую массу.

– Не думаю. Некоторые взрослые жили здесь с самого начала, ещё с тех пор, когда Дозорные только начинали запирать людей за стеной. Но таких очень мало. Большинство взрослых попали в Ничейную землю детьми и выросли уже здесь. Понимаешь, взрослые как будто легче, чем дети, поддаются дурману Идеала. Взрослым правила нравятся, что ли.

Вайолет вздрогнула:

– Но почему?

– Если бы я знал! – воскликнул он и опять двинулся к булыжным переулкам. – Идём скорее, а то опоздаем.

– Куда опоздаем?

– Надо вернуть тебя домой. Скоро взойдёт солнце, и сюда придут Дозорные – следить, чтобы мы все сидели по домам. Если тебя тут обнаружат, будет скверно.

Мальчик стиснул руку Вайолет, и они бросились бегом по узкому булыжному переулку, свернули на Забытую дорогу и перевели дух у каменной арки. Густая тьма окружила их, когда они поднимались по ступенькам под аркой к двери.

Когда привратница, затянутая в фиолетовое платье, наклонилась над своей сумкой, она показалась Вайолет похожей на виноградину непомерного размера. В дверном замке торчал большой железный ключ. Мальчик шёпотом велел своей спутнице укрыться в тени стены.

– Я её отвлеку, а ты выходи и жди меня в Брусчатом переулке, наверху.

Вайолет хотела возразить, но Мальчик уже отошёл и приблизился к женщине.

– Миссис Морд, вы слышали, какая каша заварилась на рынке?

Мальчик сделал ещё шаг к двери. Миссис Морд взглянула на него:

– Ой, Мальчик, а я и не поняла, чей это голос. Тебе ведь уже скоро в приют возвращаться, да?

– Я просто проходил мимо и подумал остановиться с вами поболтать. Я ведь знаю, вам тут иногда скучно бывает у двери.

– Один ты такой на миллион, Мальчик! – щербатая улыбка протянулась от одной розовой щеки до другой. – Я всегда говорила, ты лучше всех сирот-бедняжек, сколько вас тут есть! Что там за беда приключилась?

Мальчик встал лицом к Вайолет – так, чтобы миссис Морд оказалась спиной к двери, – и начал рассказ о какой-то стычке, которой Вайолет за эту ночь вообще не видела. Привратница увлечённо слушала, ахая и охая от изумления и восторга. Эти звуки гулко разносились по улице.

Мальчик взглянул на Вайолет через плечо миссис Морд и знаком велел двигаться к двери. Вайолет заколебалась. Мальчик стал активно шевелить бровями и двигать глазами, яростно указывая на дверь.

– Ой, Мальчик, что это с тобой? – вдруг испугалась миссис Морд. – Что у тебя с глазами?

– А, да я… Кажется… мошка попала в глаз, – пролепетал Мальчик, пытаясь скрыть свою странную мимику.

– Дай-ка я взгляну.

Миссис Морд шагнула к Мальчику и сжала его виски мощными ладонями.

Вайолет загнала страх поглубже и на цыпочках подошла к замку. Медленно повернула ключ; тот щёлкнул. Она потянула к себе внушительную железную ручку. Сначала дверь не поддалась, и Вайолет ощутила приступ паники.