– Похожие татуировки я видел у блатных, – сказал Девяткин, разглядывая рисунок. – Парусник – это символ вечного бродяги, странника. Точнее – гастролера. Если паруса белые, значит, вор. Черные – гопник. Число мачт равно числу судимостей. Странно… У человека, который мне нужен, до недавнего времени не было проблем с законом.

– Перцев не блатной. – Крайнов откупорил зубами вторую бутылку пива. – Вору колят парусник на грудь или на бедро. А он хотел на спину. И паруса красные. У этого кадра спина как у качка. Он напрягает мышцы, паруса раздуваются. Эффектно смотрится. По-моему, в этом паруснике романтический смысл. Возможно, есть женщина, которую он любит. К ней он обещал приплыть под алыми парусами и забрать с собой. А картинку рисовал профессионал. Все пропорции точно соблюдены, видны перспектива, детали. Там и подпись внизу. Все художники, заканчивая рисунок, расписываются. Это придает работе законченность. Поэтому я и говорю – профи постарался.

Девяткин прищурился, разглядывая подпись. Буквы мелкие, но четкие, написано остро отточенным карандашом: О. Петрушин. Девяткин на минуту задумался. А ведь фамилия певички с Рублевки – Петрушина. И ее брат, ныне покойный, тоже Петрушин. Кажется, Олег. И по образованию он художник. Не он ли постарался перед смертью? Впрочем, мало ли на свете О. Петрушиных. Девяткин поблагодарил Крайнова за помощь и спросил, можно ли забрать рисунок.

– Для родной милиции ничего не жалко. – На физиономии отразились душевные сомнения. – Хотя мог бы и мне пригодиться. Ладно, берите.

– Но если клиент вдруг нарисуется, позвони мне. Сразу звони, не тяни. Этот Перцев – опасный тип. То есть очень опасный.

– Я так и понял. Он за поясом ствол носил. Когда там, в салоне «Викинг», он раздевался, чтобы я посмотрел на его спину, я увидел ствол. А Перцев перехватил мой взгляд, подмигнул мне и переложил пушку в карман штанов.

– О чем вы разговаривали?

– Только о наколках. И на общие темы. Он спрашивал, как долго носить повязку. Чем смазывать кожу, когда спина станет заживать. Он не слишком шурупил в этих делах. А, вот чего… Я сказал, что кожа у него не смуглая, значит, красителей потребуется меньше, а работа займет дней пять. Ну, это как пойдет. Тогда он спросил, нельзя ли управиться поскорее. У него билеты в Краснодар на субботу.

– Точно, в Краснодар?

– Сто процентов.

Девяткин вложил в ладонь художника бумажку с номером мобильного телефона и ушел. Направляясь от дома к машине, он думал, что в жизни много всяких совпадений, большей частью случайных. Рисунок профессионала и фамилия Петрушин на бумаге, – тоже совпадение. Скорее всего, это именно так. Но догадку можно проверить, то есть легко проверить, если прямо отсюда заехать в НИИ МВД и озадачить своей просьбой одного хорошего эксперта-криминалиста. Пусть сравнит подпись под картинкой с образцами почерка Петрушина, которые есть в распоряжении краснодарского УВД. Если все склеится, если совпадет, можно поискать следы Перцева в тех краях, где жил художник, среди людей, которые знали покойного. Девяткин повернул ключ в замке зажигания, сказал себе, что вариант с художником так себе, совсем хлипкий. Но в жизни чего только не случается.

Из оврага тянуло гнилью и сыростью, а ночная мгла сделалась непроглядной. Женский труп, завернутый в мешковину, вытащили из кузова «Газели». Игорь Тихонов, отказавшись от помощи напарника, погрузил скорбную ношу на плечи и начал спускаться с дороги по откосу. Радченко шагал впереди, освещая путь фонарем. Желтый световой круг выхватывал из темноты стволы деревьев, заросли сорного осинового подлеска и трухлявые пни.

Тихонов пыхтел, ставил ноги осторожно, стараясь не оступиться и не загреметь вниз. Склон сделался ровнее, ряды деревьев словно расступились, давая дорогу. Тихонов не захотел передохнуть до тех пор, пока не придут на место. Впереди, невидимый в высокой траве, бежал ручей. Радченко, перебравшись через воду, хотел протянуть руку Тихонову, уже изрядно выдохшемуся, но не успел. Игорь, поскользнувшись на скользком камне, не удержал равновесия и упал, сбросив с плеч женское тело. Минуту он сидел в воде, не находя сил подняться, наконец ухватился за ладонь Радченко и, матерясь, встал на ноги.

– Теперь моя очередь.

Радченко передал фонарь напарнику, наклонился, взяв тело, рывком поднял на грудь и ловко перевалил на плечи. Стараясь не поскользнуться, он двинулся вперед черепашьим шагом. Разросшаяся в низине осока доставала до пояса, стелился туман, в сандалях хлюпала вода, а лоб покрылся испариной. Едва видный световой круг казался таким блеклым, будто впереди выросла темная стена, сквозь которую нет прохода. Но вот обозначился контур поваленной сосны, Радченко, обошел дерево, сумев не зацепиться за ветки. Слышно было, как под ногами шуршат прелые прошлогодние листья. Радченко чертыхнулся, вспоминая, куда идти дальше. Если судить по карте, внизу за сосновыми посадками и ручьем начиналась дорожка, ведущая от санатория вдоль реки к пансионату «Ударник». Но тропинки почему-то не было, хотя, кажется, они держатся в правильном направлении.

– Хрена тут смешного? – Радченко хотел повернуть голову назад, но мешало женское тело. Оно давило на плечи, будто покойница, с виду хрупкая, весила не меньше центнера. – Я спрашиваю: хрена тут смешного?

– Ни хрена, – ответил Тихонов и снова засмеялся.

– Так чего ты ржешь, как тварь?

– Я серьезен, чувак, серьезен.

– Сейчас дойдем до места, и я разобью твою морду, – пообещал Радченко.

– Это еще бабушка надвое разлила, кто кому морду чистить станет, – отозвался Тихонов, но смеяться перестал.

Дорожка, посыпанная мелким гравием, вынырнула из темноты. Теперь Радченко чувствовал себя лучше, они не сбились с пути, они почти на месте. На мгновение за деревьями стала видна широкая лента реки. Хрипло загудел буксир, тащивший за собой огромную баржу, груженную песком. По склону прошли вниз еще метров тридцать, остановились у ближних деревьев, за высокими кустами. Радченко сбросил труп с плеч, сел на влажную от росы траву, чувствуя, что ноги сделались ватными.

Он прикурил сигарету, глубоко затянулся. Из-за синей тучи выплыла молодая луна, залив млечным светом изумрудную траву. Мешковина сбилась на сторону, открыв лицо покойницы. Радченко подумал, что при жизни женщина была весьма привлекательной. Вздернутый носик, чистый лоб и пухлые губки. Казалось, женщина прилегла вздремнуть и скоро проснется. Иллюзия быстро рассеялась. Это не было лицо живого человека. Спутанные темные волосы, ножевой порез на левой скуле, ссадина под глазом, синеватая одутловатость щек.

Снизу от реки послышались мужские и женские голоса. Подал голос невидимый за деревьями прогулочный теплоход. Радченко хотелось почесать зудевшие ступни, но для этого пришлось бы снять желтые сандалии. А сил оставалось на самом донышке.

– Надо было ее там оставить, – сказал Тихонов. – Перед ручьем. В низине. А не переться сюда через этот бурелом.

– Не трынди, умник. Без тебя разберусь. Тела мертвых женщин тот урод убийца в двух случаях оставил неподалеку от реки. В местах, где ходят люди. Третью жертву нашли на обочине в придорожных кустах. Трасса Краснодар – Тимашевск. Четвертая лежала в городском парке неподалеку от дорожки. Там днем ходит служивый люд, а ночью целуются парочки. Наше место выбрано идеально.