Ранульф поерзал. Он не привык испытывать вину, однако сейчас ощутил ее.

– Ты можешь пойти в монастырь, – неловко предложил он, видя, что девушка по-прежнему хранит молчание.

Ариана покачала головой:

– Я не гожусь для церкви. Моя мать всегда говорила… – Она запнулась, сообразив, что вступает на опасную почву.

– Да? И что говорила твоя мать?

– Что для монастырского покоя у меня слишком ядовитый язык.

Твердые губы Ранульфа искривились во внезапной улыбке.

– Твоя мать – мудрая женщина. Я уже ощутил вкус этого ядовитого язычка. – Он с удовлетворением отметил, что в глазах Арианы вспыхнул огонь, – почему-то такое состояние ее духа ему нравилось гораздо больше отчаяния. – Леди Констанция… Я видел ее всего один раз, на церемонии обручения. Она была так изящна. Она умерла несколько лет назад, да?

Ариана застыла.

– Мы потеряли ее четыре весны назад, – осторожно сказала она, не желая обсуждать уход своей любимой матери.

То, что знали люди, не было правдой, но это всех удовлетворяло.

– Ты по ней тоскуешь?

– Да… очень.

Ранульф услышал грусть в ее голосе, увидел скорбь в ее глазах и невольно поднял руку, чтобы погладить изящную ямочку под ее скулой. Ариана вздрогнула от его прикосновения и отпрянула.

Ранульф подоткнул подушки себе под спину и сел. Взгляд Арианы тут же приковался к его мощной обнаженной груди и мягким завиткам на ней. Глядя на них, она вспомнила, как ощутила их под рукой вчера вечером, пытаясь оттолкнуть Ранульфа, и почувствовала совершенно неожиданное возбуждение.

– Я бы не хотела быть обреченной на вечное девичество, – пробормотала Ариана в надежде вернуть разговор в прежнее русло.

– Обреченной? Сильное слово для незамужней девушки. – Испытующий взгляд стал задумчивым, в глазах засверкали озорные искорки. – Можно подумать, будто ты жалеешь о том, что тебя до сих пор никто не затащил в постель.

Щеки Арианы вспыхнули.

– Я хочу, детей. И если ради этого мне придется выносить ласки супруга, я готова выполнить свой долг.

– Выносить? Долг? – Озорные искры в глазах засверкали еще ярче. – Сдается мне, что у тебя очень холодное представление о постели. Наверняка это говорит твоя невинность. Если бы у тебя было больше опыта, ты бы поняла, какое удовольствие можно найти даже в выполнении долга.

– Если бы у вас было меньше опыта, милорд, – едко отрезала Ариана, – вы бы умели подобающим образом ценить священные обязательства плоти.

– Ах, да я их ценю, – ответил Ранульф с куда меньшей теплотой. – И не собираюсь рисковать, заключив неразрывный союз. Даже если я и желаю отведать твоих очаровательных прелестей, все равно не намерен официально скреплять наш контракт.

– Вы никогда не отведаете моих прелестей, – сухо отрезала Ариана. – Я не стану вашей шлюхой!

Его губы искривились в дерзкой усмешке.

– Я бы и не просил тебя об этом, демуазель. Мне нравятся женщины, в которых больше меда и меньше уксуса, и в постели я предпочитаю женщину покорную, а не сварливую мегеру.

– Поскольку вы находите меня столь непривлекательной, я не понимаю, почему вы вообще согласились на обручение.

Ранульф пожал широкими плечами.

– Я не хотел невесту, мне были нужны только земли, – добавил он с ледяной прямотой.

Ариана стиснула руки, чтобы они не дрожали. Такая откровенная прямота не должна была ранить ее столь сильно, но все-таки ранила. Она посмотрела на свои руки.

– Поэтому вы и не приехали за мной? Потому что отец мой еще жив и я не унаследовала его владений?

Чувство вины снова кольнуло Ранульфа. Не мог же он ей признаться в истинной причине своего промедления: он боялся предательства невесты, страшился, что повторится история супружеской неверности его матери и жестокого возмездия отца.

– Да, – солгал он.

– А теперь Кларедон ваш и вам не нужно обременять себя мною…

Ранульф сжал челюсти – как это она умудряется так вывернуть правду, что негодяем становится он? А ведь она сама поставила себя в это сложное положение, сопротивляясь королю, освободив королевского пленника и поддержав мятеж отца.

– Я свободен от обязательств оказывать честь изменникам и оставаться им верным, – защищаясь, заявил он.

Ариана подняла глаза.

– Ваши намерения мне понятны, милорд. А что станется со мной?

Он нахмурился:

– Если твоего отца сочтут виновным, ты перейдешь под опеку короны. Твоим замужеством будет распоряжаться король, ему и решать, кого он сочтет подходящим тебе мужем. А пока останешься моей пленницей. – Он помолчал. – Ты не можешь не знать, какой ценной заложницей ты являешься для Генриха. Может быть, твое пленение положит конец мятежу.

Ранульф пристально смотрел на Ариану с загадочным выражением лица.

– Мне нужно, чтобы ты помогла мне с людьми Кларедона. Я хочу, чтобы они отнеслись ко мне доброжелательно. Рыцарям твоего отца придется принести мне клятву верности, а вилланам и вольным этого не требуется. Но я вовсе не хочу, чтобы они замыслили мятеж против меня. Совсем невыгодно вести войну со своей же собственностью, и тратить деньги на ненужную борьбу я тоже не намерен.

– Кларедон пока еще собственность моего отца! Приговор отцу не вынесен, да и суда еще не было. Пока он здесь хозяин!

Призвав на помощь все свое самообладание, чему Ранульф в свое время беспощадно учился, он заставил себя ответить мирно:

– Я здесь по приказу Генриха. Я удерживаю этот замок, леди. А за свое я держусь крепко.

– Так держите его, милорд, без моей помощи.

Лицо Ранульфа потемнело от гнева. Ее так легко не сломать, понял он.

Внезапно он откинул одеяло. Ариана испуганно вскочила на ноги и тревожно уставилась на Ранульфа.

– Если ты хочешь сохранить свою девичью непорочность, – саркастически произнес он, – советую отойти назад. Я буду одеваться.

Ариана отскочила в дальний угол комнаты. Ранульф усмехнулся, встал с постели, нагишом подошел к двери, открыл ее и заорал оруженосцу:

– Пошевеливайтесь там!

Вернувшись к скамье, на которой разделся накануне, он натянул брэ и завязал на поясе шнурки.

– У тебя есть два дня на размышление, – с деланным спокойствием сказал он Ариане. – Сейчас я уеду в Уиклиф и там переночую. Пока меня не будет, командовать в замке останется мой вассал, Айво Райдфорт, а ты не выйдешь отсюда, пока не дашь мне торжественную клятву признать меня своим сюзереном.

– Я ее не дам.