Бойцы кружили один против другого непростительно долго. Впечатление складывалось такое, что они друг друга боялись, опасались ошибиться, понимая, что любая ошибка может им дорого обойтись.

Омахан держался более уверенно. В каждом его движении, в каждом шаге чувствовался хозяин положения. Капитану Константинову не доводилось участвовать в таком бою, и потому он смотрел в монитор легко и улыбался. Я же, как мне казалось, смотрел так, словно сам участвовал в той схватке, чувствуя каждое движение руки или ноги обоих бойцов. Мои мышцы сокращались помимо моей воли.

Я обратил внимание на один немаловажный эпизод. Старший брат Сатаны перед атакой несколько раз примеряется и ставит ногу на носок, словно ищет опору для толчка. Конечно, противнику во время схватки сложно уследить за положением стопы эмира. Не до того вроде бы было и Диме. Он не видел этой подготовки. Но когда эмир примерился окончательно, он совершил скачок, сделал выпад, который, как мне казалось со стороны, легко убирался свободной рукой Димы. Именно убирался в сторону, а не осуществлялся захват руки.

Дима же захватил руку. Что должно было произойти дальше, я мог бы предсказать, потому что сам на месте Омахана сделал бы точно такое же круговое вращение кистью, вооруженной ножом. В результате Дима оказался почти одноруким бойцом. То есть он мог еще действовать левой рукой, но работал бы ею только как дубинкой, залитой кровью, потому что Омахан перерезал ему сухожилия.

Омахан, начав атаку, не остановился. Он плохо чувствовал дистанцию и слишком опрометчиво вошел в зону, где хозяйничал нож Димы. А сам Дима оказался за его правым плечом, то есть имел возможность атаковать со спины. Уж этот-то момент Дима не должен был упустить. Но и здесь он допустил непростительную, на мой взгляд, ошибку. Своей раненой и потому ослабленной рукой он надумал захватить Омахана за горло.

В принципе, я понимал действия Димы. Ему просто не хватило решительности, чтобы сразу убить эмира. Побоялся, видимо, что помощники Старшего брата Сатаны после этого убьют его самого. И одновременно с попыткой захвата горла не ударил ножом ни в грудь, ни в горло, ни в живот, хотя они были откровенно не защищены. Более того, прославленный уголовный боец, как я понял, вообще потерял из вида нож своего противника. А в схватке на смерть это означает немедленную смерть.

Но Дима решил с чего-то вдруг, что он может раненой и обессиленной рукой придушить противника. Его захват был откровенно слабым. И явно не хватало второй руки для проведения приема «гильотина». Чтобы провести «гильотину», требовалось свой нож бросить. А на это Дима тоже не решился. В итоге он стал тем самым знаменитым «буридановым ослом», который не мог выбрать между двумя охапками сена. Но осел в итоге только остался голодным, а Дима лишился жизни.

Эмир опять держал нож обратным хватом. Ослабленная рука противника пыталась выгнуть его спину дугой. Но силы в руке не было, а нерешительность Димы давала эмиру возможность захватить инициативу. И он ее захватил, сделал то, что полагается делать в подобной ситуации по теории даже тогда, когда ножа нет ни у тебя, ни у противника, а руки противника «заклинились» в замке.

Омахан сначала дважды ударил правым локтем за спину. Первый удар пришелся точно в печень и был, наверное, очень болезненным. Однако Дима его вытерпел. Но приближение второго удара он почувствовал и сам постарался изогнуться, отстраняясь от эмира. Хотя ему следовало просто сдвинуться левее и не ослаблять хватку или же сразу бить ножом. Но, едва он хватку ослабил и как только эмир получил возможность слегка выпрямиться, он тут же ударил ножом за спину. Ударил дважды… Оба раза в живот. После чего стряхнул с себя груз чужого тела. Дима умер у его ног. Умер быстро…

— Чуть-чуть назад отмотай, — попросил я Константинова.

— Какой момент?

— Второй удар ножом. Когда эмир бьет за спину…

Константин сдвинул по линии ползунок и показал мне кадры.

— Вот! — увидел я. — Это из филиппинской школы, точно. Я читал про это. Может быть, Дима тоже читал и научил эмира этому…

— Чему?

— Ты видишь, что Дима умер почти сразу? Недолго мучился…

— На это и в ФСБ обратили внимание. Предположили даже такой вариант, что нож эмира был отравлен. Хотя это ни к чему.

— Нет, не в этом дело. Филиппинская школа ножевого боя предполагает, что нож, если он глубоко вошел в тело, перед извлечением обязательно нужно провернуть. Тогда смерть наступает быстро, и можно драться с другим противником и не опасаться первого. После проворачивания ножа в организме происходит мощнейшее, несовместимое с жизнью кровоизлияние внутренних органов.

— Вот видишь, я тоже, оказывается, оказался на что-то годен, — с гордостью произнес капитан Константинов. — Раздобыл тебе полезную запись.

— Она еще более полезна, чем ты думаешь, — сказал я. — Она еще и показывает по движениям ноги Омахана, когда он начинает готовить атаку. А готовит он ее долго, ждать устанешь, как капитана Сережу…

Но как раз в этот момент, в ответ на мои слова, дверь открылась и вошел капитан Сережа со стаканом крепкого чая на маленьком подносе.

— Хорошо бы Старший брат Сатаны также не заставил себя ждать… — высказал свое желание Константинов.

— Давай флешку, я перекачаю бой себе на смартфон. А потом позвони в ФСБ. Что там с их уголовным учителем по «поножовщине»? Нашли?..

Капитан Сережа поставил передо мной чай.

— Не сильно горячий. Пей, пока совсем не остыл. Буфетчица особо предупредила, что сахар она клала ложкой, а не боевым ножом. Чай сладкий…

Упоминание боевого ножа со стороны буфетчицы меня покоробило.

— Я не понял?.. — сердито посмотрел я на капитана Сережу. — Уже какая-то буфетчица знает, что сюда прибыл ножевой боец? Может быть, знает и для чего он прибыл? Откуда?

Капитан Сережа покраснел:

— Я так понял, что знает и для чего. Но я ей, честное слово, ничего про тебя не говорил… Это она уже напоследок для красоты выразилась…

* * *

Пока рота, в соответствии с графиком, предоставленным мне в штабе сводного отряда, ходила в полном составе на завтрак, я у себя в тесной канцелярии еще дважды просмотрел первый и второй бои Старшего брата Сатаны. Обратил внимание, что во втором бою тоже несколько раз присутствовала жесткая фиксация вооруженной ножом руки, причем происходило это даже в моменты, когда такой необходимости не было. А это могло означать только дурную и вредную привычку эмира. Так он сам перед собой и перед зрителями красовался, показывая что-то такое, что в его понимании походило на ката в карате.

При этом эмир Омахан не понимал, что ката — это самостоятельные дисциплины и не являются частью реальной схватки. Он же это самовлюбленное красование использовал в реальном бою. Наверное, насмотрелся дурацких американских фильмов. Там это частое явление. Особенно в фильмах про японцев и китайцев. Да и китайские фильмы имеют такой грех.