– Но если мы станем упиваться своим горем, то это самое время будет упущено. Так?

Она встала, потянула за рукав Егора, сидевшего кулем на краю ее кровати.

– Идемте в кухню. Я сварю всем нам кофе.

– Хорошо. – Женщина из полиции исчезла из ее спальни.

– Егор.

Влада встала перед ним, он так и не поднялся с кровати. Сидел, молча плакал, время от времени судорожно вздыхая.

– Егор, идем. Там люди из полиции. Нам надо с ними поговорить. – Она вытащила из шкафа толстую черную кофту, закуталась в нее. – Егор, возьми себя в руки. Идем.

– Да, да, сейчас… – Он медленно поднялся, но снова осел, снова заплакал. – Господи! Это мне за тебя! За мой грех перед тобой! Я виноват… Я виноват перед всеми. Прости меня! Прости… Я виноват!

Позднее раскаяние. Какой в этом прок?

Она смотрела на него холодными высохшими глазами. Что это сейчас может изменить? Вернуть им дочь? Сделать их ближе? А зачем? Инги теперь с ними не будет. Их мечтам о воссоединении семьи не суждено теперь сбыться. И даже если предположить на какое-то мгновение, что она и Егор снова вместе, то это уже будет не семья. Не их семья. Инги нет!

Жалость к бывшему мужу переплелась с ненавистью и неожиданно добавила сил.

– Идем. Надо поговорить с полицией. – Она с силой схватилась за его локоть и потащила из спальни.

– А мы? Мы с тобой потом поговорим? – Он схватился за дверь, притормаживая, уставился на нее больными покрасневшими глазами.

– О чем? – уточнить она была обязана.

– О нас. О нас с тобой мы потом поговорим?

Он приоткрыл рот, слюна натянулась между губами дрожащей струной. На нее снова пахнуло перегаром, перемешавшимся с какими-то сердечными каплями. Запах был знакомым, но она так и не вспомнила названия. Видимо, доктор скорой нацедил ему, когда колдовал над потерявшей сознание Владой.

– Я не хочу уходить от тебя, Влада. Ты все, что у меня осталось. Все, что осталось от нас…

Наверное, она должна была гордо задрать подбородок и выплюнуть какую-нибудь заезженную фразу, типа: «Никаких нас больше нет». Или: «Это невозможно». Или: «Нам не о чем больше с тобой говорить».

Наверное, она должна была продемонстрировать ему и себе свою силу, гордость, непрощение. Так она должна была поступить. Но не смогла. Сама мысль, что после всех разговоров с полицией она останется одна в этой квартире, внушала ей ужас.

– Если не хочешь уходить, Егор, оставайся, – сказала Влада и потащила его в кухню, где слышались приглушенные голоса: мужской и женский. – Я постелю тебе в гостиной.

– А мы с тобой поговорим? Поговорим, Влада?

– Поговорим. – Она прикусила губу, чтобы не расплакаться, и подтолкнула его к кухне. – Все личное потом. Давай сейчас по делу…

Ему без труда удалось найти себе работу фрилансера. Ему уже даже выплатили аванс, получив с прежнего места работы замечательные рекомендации. Чему он, конечно, был сильно удивлен. Ольга могла и напакостить ему напоследок.

– Мы очень надеемся на длительное плодотворное сотрудничество, Олег, – щебетала в трубку специалист по управлению трудовыми ресурсами Катерина. – Как только вы найдете время, мы готовы встретиться и обсудить детали контракта с вами на постоянной работе в офисе.

– Хорошо. Обсудим.

Он поймал свое отражение в зеркале одежного шкафа, купленного Гришкой.

На скуле и под глазом синяк. Нос раздут. Хорошо, не сломан. Брат о нем позаботился и свозил сделать снимок. Подбородок был расчерчен глубокими царапинами.

– Кто это вас так? – спросил дежурный врач, обрабатывающий ему раны.

– С лестницы упал, – буркнул он, не сказав правды по совету все того же Гришки.

– Семь раз? – ехидно улыбнулся дежурный доктор. – Смотрите… Я бы вызвал наряд.

Наряд вызывать было нельзя. Они станут задавать вопросы. Олегу придется отвечать. А отвечать правду было стыдно.

Его жестоко избили подростки. Одному из них на вид было лет двенадцать, не больше!

– Ты полный лох, Олег. Если тебя даже пацанва задолбить способна, – так пожалел его Гришка, обнаружив избитым. – Ты жирдяй и слабак. Всегда был таким. И меняться, как я понял, не собираешься.

Он собирался! Он даже вышел на пробежку, серьезно намереваясь сбросить вес. И что в итоге?

От вызова наряда он отказался. И в офис ехать отказался тоже. Предпочел работать на дому.

– Во всяком случае, пока. Впоследствии посмотрим. Может быть, изменятся обстоятельства, – туманно ответил он Катерине.

Обстоятельства могли измениться, когда сойдут синяки на его лице. И станет легче дышать. Сейчас каждый вдох был болезненным. Но ребра оказались в порядке. Травматолог подтвердил.

Олег поработал три часа, сделав все, что от него требовалось на сегодня. Решительно закрыл компьютер. Раньше пяти вечера он ничего отсылать не станет. Нечего баловать. Печальный опыт на прежнем месте неплохо научил. Встал и пошел в ванную. Там, зависнув у зеркала, он попытался сколупнуть болячку на подбородке.

За этим занятием его Гришка и застукал.

– Раньше прыщи давил. Теперь болячки колупаешь. Лузер! – фыркнул он и решительно вытеснил брата из ванной. – Мне надо душ принимать. Иди пожрать чего-нибудь сделай. Пли-из…

Олег поплелся в кухню. Достал из холодильника яйца, молоко. Принялся взбивать омлет. Сделал четыре бутерброда с маслом и сыром. Разрезал три свежих огурца вдоль на тонкие полоски, красиво разложил в салатнике. Зарядил кофейную машину – еще одно Гришкино приобретение. Поставил тарелки на стол, разложил приборы. И встал возле окна наблюдать за улицей.

Это стало его привычным делом в светлое время суток – рассматривать двор и наблюдать за всем, что там происходило. Он уже знал всех собачников – их было восемь человек. Пятеро из них добросовестно убирали за своими питомцами. Трое вели себя нагло и вызывающе. Огрызались на замечания. И даже не думали убирать собачьи какашки.

– Тебе надо, ты и убери, – ржал вчера под вечер один из наглецов в ответ на замечание.

Причем у него была довольно крупная собака. Кучи на газоне оставляла внушительные.

Его Олег обозначил номером один. Он у него возглавил турнирную таблицу дворовых нахалов.

Утром, анализируя, он вдруг подумал, что один из подростков, выбивающих чечетку на его ребрах и голове, запросто мог быть ребенком этого наглеца.

Если у него в самом деле имелись дети, то хорошими и добрыми они быть не могли в принципе.

Подростки, облюбовавшие детскую площадку и прилегающие к ней территории со спортивными тренажерами, делились на три группы примерно одного возраста.