– Ну добре, Алексей Петрович, добре, созвонимся, – пробурчал отчим, величественно кивнув лысой головой. Важный китайский мандарин. Его собеседник повернулся, чтобы уйти, и столкнулся с Лерой. Она так и знала, что это тот самый тип, непонятно откуда, но знала! И неважно, что сейчас он был не голый, а в пиджаке и при галстуке. Он все равно напоминал афалину-убийцу, может быть, еще больше, чем в бассейне. Афалина лишь не на много возвышался над Лерой, и теперь они стояли лицом к лицу, сцепившись взглядами.

У него были очень красивые глаза – светло-зеленые, резко очерченные щеточками черных ресниц. Зачем такому неприятному типу глаза, похожие на два лесных озера? Но в следующую секунду эти самые озера затянуло темной ряской, и Лера отшатнулась. Естественно, афалина слыхом не слыхивал ни про какие там романтические ахи-охи и смотрел на нее враждебно. Как на дохлую рыбу, которая смеет подплывать слишком близко к представителям ценных пород.

А ее маленький толстопузый отчим не без труда, но дотянулся до Лериного лица и отечески потрепал за щеку. Борис делал так с того самого дня, когда они впервые познакомились, и не желал замечать очевидной вещи, что едва ли не встает на цыпочки, чтобы проделать свой идиотский номер.

Лера непонятно зачем взглянула на афалину, но того уже не было – он как и в прошлый раз исчез, будто ушел под воду. Ах нет, вон он, уже у выхода. Алексей Петрович, значи. И снова он сбежал!..

Лера не могла понять саму себя – что с ней такое происходит? Она что, хотела доругаться с этим хамом? Да нет же, но почему внутри дрожит каждая жилка и в горле застыл то ли смех, то ли слезы? Это все Митька, то есть Дима, черт бы его побрал. Их размолвка совершенно выбила Леру из колеи.

Она едва высидела минут тридцать, ковыряясь в тарелке и не чувствуя вкуса еды. Борис, выполнив отеческие обязанности, без конца говорил с кем-то по телефону, не обращая внимания на Леру с мамулей. Мамуле тоже было не до «семьи» – она с плохо скрытым нетерпением рыскала взглядом по залу, отыскивая знакомых, чтобы потрясти своим видом очередную жертву. Одинокий листик салата лежал нетронутым в ее тарелке, а мамуля манерно поклевывала что-то, нанизанное на вилку. «А-ля малышка с чупа-чупсом»… Она даже не потрудилась скрыть облегчение, когда Лера поднялась и стала прощаться. Положенная по протоколу встреча состоялась, никто не смог бы упрекнуть мамулю в том, что она бесчувственная эгоистка. Дочь так и не рискнула поцеловать мать в щеку, боясь что-нибудь на этом безупречном лице испортить. И у нее не было времени к нему привыкнуть.

О проекте мужа Лера так и не заикнулась.

Премьера, точнее сказать, ее генеральная репетиция для «круга избранных», наконец состоялась. И… ничего…

В такие дни их театрик напоминал коробку с петардами – Лере казалось, что стоит кому-нибудь просто слишком громко хлопнуть в ладоши, и все взорвется, во все стороны полетят обжигающие искры. Все знали, что в зале присутствуют только приглашенные, и сходили с ума. А вдруг кто-то кого-то заметит и напишет хвалебную рецензию, а вдруг кто-то кому-то предложит роль в спектакле или фильме! Такое в бытность Фомы и в самом деле произошло, правда, лишь однажды, в самом начале его царствия, но память об этом событии не умирала, а обрастала все новыми, будоражащими воображение подробностями. Мика носилась оставшиеся до премьеры дни с выпученными глазами, а Лера ничего не чувствовала. Ничего.

Дима вернулся, но на спектакль прийти не смог, и Леру это не особенно расстроило. Что она смогла бы ему предъявить? Танец «инфузорий»?

После повторного Диминого звонка, когда Лера призналась, что ни о чем с отчимом не говорила и говорить не будет, она ждала бури и готовилась что-то снова объяснять и доказывать. А буря не грянула. Муж вернулся уставший и какой-то не совсем ей знакомый. Уж лучше бы он ругался и требовал, чем так вот смотреть сквозь Леру холодным отстраненным взглядом и ничего не замечать. У Леры все чаще стало возникать чувство, что ее мимолетное желание сбылось, теперь она и в самом деле превратилась в того самого «телескопа» – плавает себе за стеклом, и никому нет до нее дела. Вон и Мика, объявившая, что дружба для нее превыше всего, а посему она отрекается от Стаса, и точка, все равно никак не могла оттаять до конца. Зажимала уши руками и твердила, что ни-че-го не хочет слушать. Она все прекрасно понимает, и не надо ей ничего объяснять. Лишь «заморозки» в семейной жизни Леры заставили ее стать более милостивой к подруге.

– Да, тяжелый случай. Никак из роли выйти не может, бедняжка, дает графа Дракулу, – вынесла вердикт Мика, полчаса пообщавшись с Димкой.

А Лере было совсем не до смеха, потому что прошел месяц, а в их отношениях ничего не изменилось. Дима мог пропасть на несколько суток, а когда появлялся, Лера без слов читала на его лице предупреждение: «Я много работаю. Я устал. Не трогай меня». Муж поссорился с режиссером и заранее бесился из-за каких-то не так смонтированных сцен, предвидел задержку с запуском картины, у него вроде бы снова стало болеть травмированное плечо и так далее. То есть впал в депрессию.

Причиной этой депрессии, конечно же, была Лера, точнее, ее упрямство, больное самолюбие, эгоизм. Дима не рычал, не возмущался, а вел себя как смертельно больной человек, мужественно несущий свой тяжкий крест в одиночку. Он, правда, снова стал называть жену малышом, но произносил это слово как-то так, что Лере порой слышалось: «убийца, погубительница…». И даже немногие «общие» ночи теперь не могли ничего изменить – они ложились в постель как супруги, прожившие вместе по крайней мере лет пятьдесят – молча, спина к спине. Лера засыпала, будто ныряла в черный омут, и больше не летала во сне. Она почему-то так и не заикнулась насчет денег в счет их семейного бюджета, а сам Димка про это, похоже, забыл. Ну и пусть, у Леры теперь была масса свободных вечеров и ночей, а Наташина группа шла нарасхват.

На то выступление Лера собиралась в каком-то странном возбуждении – быстро уложила в сумку костюм, косметичку с походным набором, взялась было за парик и застыла. От кого она прячется? От мамули? Но мать не может оказаться на какой-то загородной вечеринке. Да и не это главное, главное заключается в том, что мамуле ни до кого нет дела, она занята только собой.

Тогда от мужа? Ему тоже на все наплевать. Да-да, именно так. Лера все-таки не выдержала и попыталась с ним объясниться. Димка как-то легко, быстро собрался и молча исчез. А Лера вдруг поняла – он и не думает злиться. Он просто поставил на ней крест или отбросил ее, как ракета отстреливает отработавшую ступень. Лера в тот вечер долго сидела на диване, обняв зайца, которого она назвала Аликом, и они молча смотрели в темноту.

Хозяйка дачи, маленькая кругленькая блондинка лет сорока, встретила их с Наташей как хороших знакомых. Правда, к дому они прошли, почему-то соблюдая некоторые правила конспирации. По крайней мере так показалось Лере.

– Меня зовут Марина. Значит, так, девчонки, – стала жизнерадостно объяснять хозяйка, – залезете вот в эту коробочку, и вас вывезут к гостям.