скажет вам спасибо? – вопросы так и сыпятся из меня, как горох из порванного мешка. Но я готова нести любой бред, лишь бы отец Стаса перестал угрожать. Особенно моей маме. Она-то тут точно не причем.

Андрей Евгеньевич складывает руки на животе и окидывает меня пренебрежительным взглядом. Как будто будет сейчас объяснять прописную истину ребенку.

– Стас – единственный мой сын. Наследник. Я растил его для себя, и у меня на него большие планы. И жизнь с простушкой в них не входит. Так же, как и то, что я не позволю, чтобы все, что было нажито непосильным трудом, досталось тебе. Ты ему не пара, Кира. Не его поля ягода. Ты испортишь ему жизнь. И сломаешь мои планы. А я, как ты понимаешь, не могу этого допустить.

– Вот, значит, как…– тяну, едва сдерживая слезы обиды и злости. Да кем он себя возомнил?! Вершителем судеб?! Богом?! Он считает, что если у него карманы под завязку набиты деньгами, то он может просто прийти, приказать, и все бросятся выполнять его приказ?! Как солдаты?! Не выйдет, господин Аверин. Только не со мной.

– Все просто, Кира. Тебе надо найти парня по статусу, а Стаса бросить. И не портить ему жизнь. Поверь, тебе это зачтется. Как молодежь сейчас говорит: плюсик к карме.

– А если я этого не сделаю? – упрямо спрашиваю, вздергивая подбородок. Я не допускаю даже мысли, что брошу Стаса только потому, что его папочка не велит нам дружить. Но хочется знать заранее о последствиях. Так сказать, какое наказание меня ждет за непослушание.

Цена оказывается непомерно высока.

– В таком случае, девочка, – Андрей Евгеньевич наклоняется вперед, словно сообщает мне большую тайну. Мне хочется отшатнуться, а в идеале прикрыться чем-нибудь: настолько тяжелый взгляд у мужчины. – У меня есть рычаги давления, и ты согласишься, поверь. У тебя, кажется, мама болеет, не так ли? Так я могу сделать так, что ни один врач в этом городе не возьмется ее лечить. Ни за какие деньги. И твоя мама умрет. По твоей вине. И ты всю жизнь будешь с этим жить, зная, что могла ее спасти, но по глупой прихоти лишила ее жизни.

Меня мигом прошибает холодный пот. Смотрю в эти бездушные глаза и понимаю: не врет, сукин сын. Так и поступит. Но…должен же быть способ на него воздействовать! Он же не царь-Бог! В конце концов, я могу переговорить на эту тему со Стасом. И мы вместе найдем выход. Он не даст положить на алтарь наших отношений жизнь моей мамы.

Но этому уроду все мало. Он продолжает меня добивать.

– А еще я могу сделать так, что ты навсегда упадешь в глазах Стаса. Например, он получит фотографии с твоим участием в оргии. Или как ты танцуешь стриптиз на глазах десятков людей. Вариантов много. Но я пришел в первую очередь к тебе, чтобы решить вопрос по обоюдному согласию. Я же не чудовище какое.

– А кто вы? – цежу сквозь зубы, едва сдерживая клокочущую ярость внутри.

– Бизнесмен, который заботится о своей компании и будущем сына, – разводит руками, мерзко усмехаясь. – Ну, так что, по рукам?

Вот так просто. Как будто не человеческие судьбы решаются, а мы мило договариваемся о пикнике.

Резко поднимаюсь со своего места и произношу то, что должна была, едва услышала бредовое предложение Андрея Евгеньевича:

– Идите к черту. Выход вы знаете, где.

Мужчина медленно поднимается со своего места, окидывает меня взглядом сверху вниз и равнодушно бросает:

– Я тебя понял, девочка.

После ухода отца Стаса я чувствую резкий приступ головной боли. Ничем не могу заниматься, кроме как прокручивать в голове разговор с Авериным-старшим и ждать возвращения Стаса, чтобы поговорить с ним.

Но задуманному не суждено сбыться.

Спустя несколько часов Стас появляется в офисе весь взъерошенный и с горящими глазами.

– Кира, подготовь мне проект договора вот с этой фирмой, – он кидает на стол пакет документов. – Это срочно. Представляешь, переговоры прошли не просто удачно, а успешно! Не только этот бизнесмен захотел сотрудничать с нами, но и его питерский партнер! Поэтому ты готовь документы, а я закажу билеты. Завтра мне надо быть на подписании контракта.

– Стас…– все же привлекаю его внимание, хотя мне так не хочется портить любимому настроение. – Нам надо поговорить…

– Давай потом? У меня очень мало времени, – он подходит ко мне, берет мое лицо в свои ладони и уверенно шепчет, прислоняясь к моему лбу: – Я вернусь, и мы обсудим все, что захочешь. Это буквально на пару дней, малышка. Потерпишь?

Я все же нахожу в себе силы улыбнуться и кивнуть. Главное ведь верить любимому, правда?

Тем более, вряд ли его отец сможет привести свою угрозу в действие в эти пару дней, не так ли?

Но я ошибалась. Ох, как я ошибалась…

Глава 17

Кира

На следующий день я приезжаю к маме в больницу и каждой клеточкой своего тела ощущаю смертельный ужас: ее палата пуста. Многочисленные приборы отключены, а кровать аккуратно застелена кипельно-белой простыней.

Позабыв о том, где нахожусь, со всех ног мчусь в ординаторскую, зажав рот рукой, чтобы сдержать рвущийся наружу вой.

Врываюсь в кабинет без стука и выпаливаю бессвязно, едва не теряя сознание:

– Стрельцова…где…что случилось?! Моя мама… что с ней?! Почему вы молчите?! Триста двадцать восьмая…там пусто…

Слезы все же прорываются наружу, и я, зарыдав во весь голос, начинаю сползать по стене. Но чьи-то крепкие руки подхватывают меня, бережно приобнимают и ведут к небольшому кожаному диванчику, что стоит в углу кабинета.

– Кира, Кира! Успокойтесь! – сквозь шум в голове слышу голос лечащего врача мамы. – Все в порядке, ваша мама жива, ничего не произошло. Ее просто перевели в другую палату.

Я мигом прихожу в себя. Даже плакать перестаю. Непонимающе смотрю на доктора и хлопаю глазами, а на щеках высыхают слезы.

– То есть…как? Я ничего не просила. Да и вы знаете мою финансовую ситуацию: палата на двоих – максимум, что я могу себе позволить. Индивидуальная нам не по карману.

Доктор бросает непонятный для меня взгляд на своих коллег, и каждый из них вдруг находит себе дело и спешит удалиться из ординаторской. Мы с врачом остаемся один на один.

– Понимаете, в чем дело, Кира…

Начало разговора мне уже категорически не нравится. Мое сердце чувствует подвох. И оно не подводит меня.

– Дело в том, – продолжает врач извиняющимся тоном, отведя взгляд. – Что вашу маму перевели не в индивидуальную, а в