День выдался отличный. Солнце с ночи было ярким, а небо – чистым от облаков. Облачившись в болотные сапоги и плащи ребята шагали по дороге, ведущей на причал обсуждая вчерашнее происшествие. Потом, в десятый раз обговорив все перипитии события перешли на более животрепещущую тему – куда идти ловить. На Яме, так называли место, где всегда ловилась камбала, сейчас делать нечего. Лучше попробовать либо с причала, либо со скалы напротив. Как раз начинается прилив, и можно чего-то выудить…

Возвращались уже вечером, навьюченные уловом. Никогда ещё такого у них не было – рыба пёрла, словно бешеная. Они едва успевали закидывать удочку-закидушку, как уже приходилось тянуть её назад. Треска-пикша, окунь, камбала, даже парочка ершей. Успели сварить уху, поесть, напекли картошки между делом, тоже съели, а рыба всё шла. Родители дома тоже подивились добыче. Впрочем, после начала войны никто из рыбаков без добычи не оставался…

Мда… Куды старлею податься? Вот же… Нет, конечно же Вася Милков – неплохой парень, но это ж надо было так залететь! Черт! Дернуло же пойти именно к Маринке! Ну и что, что он пришел по тому же поводу? Он – особист – у него всегда алиби, а тут… И куда теперь? Святослав повертел в руках бутылку «Токайского». К Джере, что ли, нагрянуть? Конечно, она не откажет, но в сравнении с Маринкой…Но там занято. Значит, остается Джера, если же конечно никто его не опередил…Нужно гулять пока жена в Севасто… Святослав резко и внезапно остановился, похолодев от ужаса….Какая жена? Какой Севастополь? Все…НЕТ НИЧЕГО!

Святослав сел на подоконник, и достал «железное сердце"*. Отвернул крышку, посмотрел на горлышко и огляделся по сторонам. Увы, уже не зима – льда на стеклах и инея на радиаторе парового отопления нет. Только комья слежавшегося снега с грязной черной коркой видны кое-где на улице, через немытое исцарапанное стекло. Шоколадки в кармане? Нет. Пожалуй, нужна запивка. Или хрен с ней и со слизистой пищевода? Шелест фольги. Двадцать пять грамм. Шесть брусочков. Отломить два. Выдохнуть с хаканьем и приложиться к фляжке, один глоток и треть шоколадки следом. Черт! Первая, что называется, пошла хреново. Все-таки обожгло, и на глазах выступили слезы. Но терпимо. Подрагивающие пальцы выбили две штуки «Оры-один"** из пачки, три сломанные спички, но огонь добыт. Святослав жадно затянулся, но «болгария» не вставляла. Счас бы «Приму» или «Беломор», чтобы продрало до самых костей… Вторая, как водится пошла гораздо легче, да и грязный неубранный подъезд внезапно заиграл свежими красками, словно после ремонта. Еще две сигареты. Третья…за тех, кто в море, и за тех, кого с нами УЖЕ НЕТ. Стало совсем хорошо. Ну, может не совсем, но как-то все куда-то… Какое-то безразличие.

Странно, что патруль лишь скользнул взглядом. Хотя, что тут странного, – война! Ноги сами понесли в сторону дома Джеры. Зачем ему эта …лядь? Если честно, то Святослав и сам не знал – выпитое «шило» сыграло роль психотерапевта и антидепрессанта. Гораздо важнее было вернуться к утру, к началу его вахты за введенной установкой правого борта. Еще один подъезд. Дверь, обитая изрезанным кожезаменителем, с вылезающими клочьями желтого поролона, с разбитым от многочисленных пьяных визитеров дверным косяком. Вместо кнопки звонка – два наполовину оголенных провода. Кстати, это его, Святослава, работа – месяц назад у нее был гость, а он пришел не вовремя, и она ему не открывала. А сейчас?

Открыла. В застиранном халатике, под которым ничего нет. Лицо опухшее. Глаза от чего-то красные. Спросить? Или… Или. Он ведь ничего о ней не знает! Ни откуда родом, ни о ее родителях. В кухне – хоть топор вешай! Банка из-под шпрот и две тарелки забиты окурками. Практически все со следами губной помады. Кухонный уголок, угловой диван которого заляпан пятнами, недвусмысленного происхождения. На его «токайское» она только фыркнула и достала бутылку «шила"***. Обшарпанная кастрюля на плите, перестук высыпаемых казенно-желтых макарон. Две банки тушенки, банка печени трески, соленые огурцы, половинка черного, с которой ему пришлось срезать заплесневелые корки, вода из-под крана в качестве запивки.

Пили, закусывали и курили молча. Даже с каким-то остервенением. А потом он на нее набросился. Она не сопротивлялась. Наоборот. Она ответила с жуткой, молчаливой и бешенной яростью. Они свалились с дивана кухонного уголка на пол, устеленный грязным половиком, покрытым слоем табачного пепла, рыбной чешуи, и еще черт-знает чего. Она кусала его до крови в плечи, грудь и шею. Но Святославу было на это наплевать. Ему было наплевать на все кроме них двоих. Весь мир старшего лейтенанта сузился до размеров этого половика на полу, этой Джеры, которую по слухам не имели только самые застенчивые школьники восьмых-седьмых классов, и до … вахты, на которую Святослав должен был успеть.

Расставались они, так же молча. У нее был очень странный взгляд. Святославу даже показалось, что теперь, она никому, кроме него, никогда больше не откроет дверь. Так ли это, или ему мерещится? Это потом! Главное не опоздать на «пароход"****!….

* «Железное сердце» – фляжка из нержавейки, влезающая в нагрудный карман, кителя или шинели. ** «Ора-один»– болгарские сигареты «Опал» – «Opal» *** «Шило» – чистый спирт **** «Пароход» – разговорное прозвище подводной лодки.

Одним из мифов, родившимся в эпоху развитого социализма и искусственно созданного руководителями торговли дефицита, был миф о том, что японские кассетные магнитофоны обладают двадцатипятилетним сроком гарантии. Этот миф не могло поколебать даже то, что они ломались гораздо раньше – для таких случаев находили отговорку – во всем виноваты плохие кассеты – советские или из соцстран.

Серебристый двухкассетный «Шарп», со множеством кнопочек, переключателей, ползунков эквалайзера и стильными отстегивающимися динамиками с хромированной окантовкой решеток, стоял в шкале ценностей советского потребителя даже выше автомобиля марки «Жигули». И стоял он также на журнальном столике Марины Сергеевны Дьяченко – даже не жены начальника Военторга гарнизона, а простой дозиметристки службы РХБЗ гарнизона…

Для того, чтобы жить в шоколаде, нужно обладать красивой внешностью и вовремя успеть остановиться. Или дать себя остановить… Началось все стандартно. Мама – разведенка, работа с суточными дежурствами, симпатичная дочка – без присмотра. Вначале просто мальчики-старшеклассники, потом походы в гости к тем, у кого можно классно посидеть, потанцевать, выпить и … Закончилось все скандалом – мичманец вылетел со службы за растление малолетней. Сама Марина при этом по причине молодости и соответствующей молодости глупости, отнеслась к этому с некоторым недоумением – за что выгнали Сережу? Ведь всем было в ту ночь хорошо! В школе учителя были в шоке. Некоторым даже досталось и от партийной организации, и от командования гарнизона, и от Женсовета флотилии. Марину стали рассматривать, как девочку из неблагополучной семьи. Но ее одноклассники и те, кто постарше уже знали, что «Маринка дает». Она и «давала», правда теперь приходилось быть осторожнее. Но не помогло – одноклассники и старшеклассники ее разочаровали. Хотелось более опытных и зрелых мужчин, и она «попробовала» кое-кого из матросов, находившихся в увольнении, и снова разочарование. Выручило мамино суточное дежурство – в ресторан Марина сунуться не решилась, но подошла к его закрытию. И зацепила пьяненького лейтенанта. В пьяном виде, да еще в условиях полярной ночи, определить возраст девушки с точностью до одного года абсолютно невозможно. Лейтенант ее удовлетворил и в плане ласки и в плане воспитанности – свалил под утро, задолго до возвращения мамы с дежурства.