В такт ее бормотанию мокрый кусок обоев затрепетал, подернулся рябью, как река в ветреный день. Шелковые цветы принялись бледнеть, растворяться, в стене и впрямь словно открылось окно – и в этом окне Татьяна увидала кабинет своего отца с восседающей за батюшкиным столом Оксаной Тарасовной и панами-соседями в глубоких креслах. Стало слышно каждое произнесенное в кабинете слово.

– Ну вот! Не хуже плазмы! – удовлетворенно сказала панна Ирина, с удобством усаживаясь на диван перед окном в стене.

Графине некогда было разбираться с очередным непонятным словом, поскольку в кабинете, похоже, кипела нешуточная баталия.

– Вы-то куда лезете, пан Валерий? – раздраженно цедила пани экономка, перебирая лежащие перед ней на письменном столе толстую пачку ассигнаций, полный золота мешочек и даже небольшую резную шкатулочку, в которой благородным блеском посверкивали драгоценные камни. – У вас откуда деньгам взяться?

– Нелюбовь ваша ко мне, ясная пани, ранит меня в самое сердце! – прижимая руки к этому самому сердцу, трагически вещал пан Валерий. Его сотоварищи Константин и Дмитрий согласно кивали. – Чтоб не было меж нами взаимного недоверия… – он запустил руку за отворот фрака и вытащил оттуда усыпанную гербовыми печатями бумагу. – Есть в нашем повете люди, которые весьма заинтересованы в имуществе покойного графа. Люди сии сложили свои средства, дабы на паях участвовать в затеянном вами, пани Оксана, предприятии, – он коротко поклонился экономке. – Извольте видеть, вот заемное письмо, дающее мне право распоряжаться подобной суммой! – он добавил свою гербовую бумагу к разложенным перед экономкой сокровищам.

– А żeniċ się[15]на графине тоже на паях будете? – стукая об стол серебряной рюмкой с хересом, выпалил пан Мыколай.

Татьяна у прозрачной стены покраснела до слез. Какой позор!

– Жениться на прелестной панне доверено мне, – с горделивой скромностью объявил пан Валерий. – Смею думать, что вызову в юной графине больше любви, нежели такой престарелый мужлан, как вы, сударь!

«Может, и впрямь?» – мелькнуло в голове у Татьяны, и тут она заметила, что цыганенок пристально глядит на нее и презрительно кривит губы, похоже, догадываясь о посетившей ее мысли. Ей стало стыдно, и она немедленно разгневалась на себя за этот свой стыд. Да кто он такой, что смеет осуждать ее?

– Та лучше я! – тем временем кричал пану Валерию его немолодой соперник. – Те людзи, цо деньгами скинулись, они ж потом за свои гро́ши графское наследство на шматки растаскают, разорят вщент, а у меня оно в сохранности будет!

– Лучше – тот, кто более всех заплатит мне! – ледяным тоном перебила пани экономка, – Кстати, панове, куда подевался пан Владзимеж? Он вроде желал панночку графиню за своего Томашека?

– На что вам Томашек сдался, пани Оксана? – перебил ее пан Анатоль. – Или, кроме него, молодцов нет?

Сынок его приосанился, скрипя корсетом.

– А на то, что батюшка Томашека побогаче вас всех будет! – выкрикнула Оксана Тарасовна.

– Придется вам, пани экономка, довольствоваться нами, раз уж пан Владзимеж с сынком не нашли часу на сие дело! – перебил ее пан Викто́р, явно довольный, что пропавший пан Владзимеж более не конкурент.

– Все едино – тридцать тысяч, пусть даже золотом, – пани экономка угрюмо взвесила на ладони мешочек. – Это, панове, чистый грабеж! Прибавить надобно. Манеры-то у девицы отменные, языки знает, рисует, музицирует… – принялась загибать пальцы она. – О богатстве ее паны сами все знают, однако ж девица и знатной родней не обижена! В Москве да Петербурге в родичах князья, генералы да сенаторы, от которых, сами понимаете, для человека карьерного польза может выйти.

– Ах, так ведь это она обо мне! – ахнула Татьяна, вдруг поняв, чьи достоинства столь деловито перечисляет пани экономка.

– Не будем также забывать, что панночка графиня юна и весьма миловидна, – за прозрачной стеной подтвердила ее догадку экономка.

– Худа только больно, – пробормотал пан Анатоль.

– Я каждый день раствор дрожжей пью! – по другую сторону прозрачной стены возмутилась Татьяна. – Чтоб пополнеть!

– Ай, мало пьешь – худющая, глянуть не на что! – насмешливо сообщил ей Богдан.

У панны Ирины выражение лица стало весьма странным:

– Я не поняла? – звенящим голосом поинтересовалась она. – Ты, Танька… Татьяна Николаевна… здесь… хочешь потолстеть? А тебе, Богдан, не нравится, что она… слишком худая?

И тут стало понятно, что за звон слышался в ее речи. Панна Ирина изволила смеяться! Изнемогая, она обессиленно припала к спинке дивана и едва не рыдала от смеха:

– Дрожжи… Пополнеть хочет… Худющая… Ох, парочка, я с вами сдохну!

– Сдохнешь! – согласно процедил от дверей гостиной хриплый ненавидящий голос. – Как есть сдохнешь, тварь! Веселишься? Думала, не выберусь, покончила со мной? Ан ошиблась! Теперь уж мое время веселиться!

У входа, крепко держась за дверную створку, стоял надкушенный Ириной пан Владзимеж.

– Чего вскочила? Сбежать надумала? Не выйдет! – пан Владзимеж отпустил створку, шагнул к вскочившей панне Хортице. Но колени у него подломились, и он едва не рухнул. Стало видно, что его шатает от слабости.

Воспользовавшись моментом, панна Ирина забежала за диван, отгородившись от своего преследователя спинкой.

– Колобок-колобок, катился бы ты отсюда, а? – как всегда, странными словами и очень жалобным тоном попросила она. – А то ведь я могу не выдержать и тебя съесть! – она с жадностью уставилась на капельки крови, выступившие из ранок на горле пана Владзимежа.

– А-а, любуешься! – пан Владзимеж провел рукой по шее и уставился на свою окровавленную ладонь. – Недолго тебе осталось! Тимиш мой за ксендзом в Каменец поскакал! Прям тут на дворе тебе костер и сладим, вомперша проклятая!

– Опять? – возмутилась панна Ирина.

Графиня тоже разгневалась:

– Как можно, пан Владзимеж, в просвещенном девятнадцатом веке угрожать даме костром!

– С тобой, паненка, тоже разберемся! – рявкнул на Татьяну пан (вернее, попытался рявкнуть, в прокушенном горле что-то засвистело, забулькало). – С чего это за тебя всякая нечисть заступается…

– Когда честный человек похитить хочет, – в тон ему издевательски закончила панна Ирина.

– Кто вам поверит? Ваше слово против моего – нечистая сила, цыганенок да несмышленая девчонка, пусть и графского звания – против солидного человека? – прохрипел пан Владзимеж. – А уж я велел Томашеку от ксендза к исправнику скакать, а как отыщет, все по-нашему ему обсказать и с жандармами сюда вести!

– Эй, пан, что-то ты заговариваться стал – зачем исправника искать, тут он, и жандармы его тут, ты ж их сам вызвал? – удивился Богдан.