пока не оказались вскоре за городской чертой, на идущей вдоль реки Чарльз дороге. Только тут они рискнули обернуться. Никто их вроде как не преследовал.

Пошел дождь. Тяжелые, крупные капли ливня конца лета, на удивление холодного, взрябили поверхность реки и ударили по листьям растущих вдоль дороги деревьев с шумом, похожим на треск мушкетного выстрела. Сгорбившись, мокрые путники брели молча, каждый размышлял о том, что случилось. Иного они не ожидали. Тем не менее вид газеты с напечатанным в ней парламентским ордером, которой размахивают перед публикой, заставил их более реалистично взглянуть на свое трудное положение. К тому же их собственность конфискована! Такого они не предвидели. «Имущество… личное и частное, находящееся в их руках или в иных…» Что это значит? Что отберут не только дома, где живут их жены и дети, но даже стулья, на которых они сидят, ножи и ложки, которыми едят? Отберут недвижимость и земли, аренда с которых составляет единственный доход семей? Это полное разорение.

Нед ощущал досаду зятя. Инстинкт не обманул Уилла – не стоило им соваться в Бостон, не удостоверившись, что это безопасно.

– Ладно, – произнес наконец Нед, чтобы разрядить возникшее напряжение. – Теперь мы хотя бы знаем истинное положение дел.

Уилл посмотрел на него искоса. Лицо у него было бледное, насупленное, мокрое от дождя.

– И как нам это поможет?

– Научит быть осторожнее впредь.

– До тебя это только теперь дошло?

Никогда прежде младший родич не разговаривал с ним в таком тоне. Оба снова замолчали.

Чтобы дойти до перекрестка, им потребовалось около часа. День, хмурый от дождя, клонился к вечеру. Паром находился на кембриджском берегу, и паромщик явно решил уже закончить работу на сегодня. На голове у него был капюшон, он стоял к ним спиной и поначалу сделал вид, что не слышит. Полковникам пришлось орать, приложив ладони ко рту рупором, и махать руками, чтобы убедить его забрать их.

Во время переправы Нед стоял один, широко расставив для устойчивости ноги. Он вытер рукавом глаза. Потом услышал, как сзади подходит Уилл.

– Прости меня за грубые слова, – сказал зять. – Если говорить про меня, то ты знаешь, что я не держусь ни за жизнь, ни за собственность. Но я не могу не думать про Фрэнсис и малышей. Им сейчас, должно быть, тяжко приходится. Тяжелее, чем нам.

– Я знаю. Извини.

– Нам теперь было бы разумно не высовываться из Кембриджа, я так думаю. – Уилл положил руку Неду на плечо. Вместе они смотрели на приближающееся поселение. В сумерках оно выглядело темным и неуютным. – Мы не должны терять веру. «Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя»[9].

Паром приткнулся к отмели у речного берега, заставив обоих полковников слегка пошатнуться.

– Да будет так, аминь, – сказал Нед.

Глава 6

Немногим более двух недель спустя, в последнее воскресенье августа, – был такой погожий денек конца лета, о котором в Англии можно только мечтать, – мистер Ричард Нэйлер стоял во дворе Ламбет-хауса, прямо напротив Парламента на другом берегу Темзы, держа в одной руке карандаш, а в другой ордер Палаты общин, предписывающий передать на его попечение всех заключенных, содержащихся на данный момент в Ламбете.

Он каждого знал в лицо. Тем не менее, когда пленников, скованных по рукам и ногам, вывели из камер, вежливо спросил у них имена и сделал пометку в списке. Из проведенных мимо него семнадцати человек четырнадцать поставили подписи на смертном приговоре королю, остальные были членами жюри на суде. Эти люди сдались Парламенту в расчете на королевскую милость. Теперь, когда они один за одним появлялись, белые, как черви, после проведенных в подземелье месяцев, щурясь от резкого солнца, некоторые, еще не смирившись с потерей статуса, принялись расспрашивать его, что их ждет дальше.

– Короткая поездка вниз по реке, – любезно сообщил Нэйлер и жестом пригласил их пройти через двор на пристань, где ждала барка.

После того как всех погрузили, Нэйлер подмахнул сержанту стражи расписку в получении пленников, после чего прошел на корму барки и поглубже надвинул на глаза шляпу. Когда лодка отвалила от пристани, он опустил руку, касаясь поверхности воды. Следом отчалила еще одна лодка с солдатами. Как и предсказывал Хайд, обнаружение смертного приговора заново раздуло угли ненависти в Парламенте. Предела ей, похоже, не предвиделось. Однако он быстро наступит, стоит только схватить тех тринадцать, что до сих пор в бегах. Нэйлер более или менее знал, в каких местах прячется большинство из них на континенте. Только Уолли и Гофф оставались для него совершенной загадкой. Мысль об этой парочке, до сих пор наслаждающейся свободой, едва не испортила ему хорошее настроение.

Барка прошла под центральным пролетом Лондонского моста, затем свернула налево, к Тауэру. Когда она проходила мимо ворот Предателей, у некоторых пленников вырвался стон. Когда они причалили, лейтенант Тауэра сэр Джон Робинсон уже стоял на пристани с дюжиной стражников. Нэйлер ставил его невысоко – глупый, хвастливый торговец из Сити. Нэйлер выбрался из лодки, Робинсон тут же расписался в приеме заключенных, примостив бумагу на бедро и поставив небрежный росчерк.

– Пересчитать не желаете, сэр Джон? – спросил Нэйлер, которого подобная небрежность возмутила.

– Мне вашего слова вполне достаточно, мистер Нэйлер.

Робинсон вернул расписку. Пленников грубо выпроводили из барки и погнали по пристани. Полковник Скруп проковылял мимо, из разбитой головы текла кровь.

– Наши новые стражники из Ирландского католического полка, – пояснил Робинсон. – Они не забыли про бойни, устроенные Кромвелем в Дрогеде и Вексфорде[10]. Боюсь, цареубийцам тут придется несладко.

Нэйлер дождался, когда последнего из предателей загонят вверх по лестнице и дальше, в темные недра тюрьмы, потом сошел в опустевшую барку, чтобы отправиться назад в Уайтхолл. Когда весла ударили по воде и мрачная крепость из серого камня с узкими щелями бойниц вместо окон и чайками, кричащими над скользкими от водорослей камнями, стала проплывать мимо, он испытал почти забытую эмоцию – проблеск человеческого сочувствия.

В течение следующих трех дней Нэйлер находился в постоянном движении, мало спал и сновал с потертой папкой из коричневой кожи, где держал протоколы допросов и компрометирующие материалы, между комнатами в Эссекс-хаусе, своим кабинетом близ коридора Тайного совета во дворце Уайтхолл, палатами королевских законников на Флит-стрит и резиденцией Парламентского комитета в Вестминстере. Во вторник, 28 августа, Закон забвения был одобрен Парламентом, а на следующий день в награду за труды Нэйлер удостоился приглашения сэра Эдварда Хайда проехаться с ним