– Мама, миссис Грин рассказала о женщине-призраке, которая жила здесь. Ты знаешь о ней? Знаешь, что по ночам она штопает в коридоре носки? Можно я сегодня вечером останусь и посмотрю на нее, мама? Можно?

Старая дева как ни в чем не бывало постукивала спицами, плетя свою паутину, брови оставались приподнятыми: кто я такая, чтобы спорить с ней? Возможно, этим призраком была я сама – мерцающий отблеск женщины, что скользит во сне между мирами.

– Маме нужно вздремнуть, дорогой. Потом я схожу с тобой в парк.

– Пойдем сейчас! Я целый день сидел дома!

– Подожди минутку, мне надо переодеться.

– Мадам, – раздался голос миссис Грин, и я повернулась к ней, держа в руке шляпку. Глаза ее что-то скрывали, но что именно? – Может быть, вы забыли, – мягко сказала она. – Врач ждет у вас в спальне. Медицинская сестра тоже там.

– Да, конечно.

Я остановилась на мгновение, ощущая тяжесть шляпы в руке, грубую фактуру ее ткани. Меня раздражал отчетливый звук, раздававшийся, когда маленькие перышки на шляпе задевали платье. Взгляд мой заметался по комнате, как птица в поисках окна. Но ничего не поделаешь: надо было идти в спальню, и я сказала единственно возможное:

– Спасибо, миссис Грин.

И зачем только она выдумала безумную женщину, бродящую по коридорам?

Они ждали меня там и прекратили разговор, как только я вошла в комнату со всем возможным достоинством. Лысый доктор Черлетти профессионально улыбнулся и кивнул; он был в темно-синем костюме и серебристых очках и вел себя несколько скромнее по сравнению со своей позднейшей версией.

– А вот и миссис Михельсон. Здравствуйте.

Ни он, ни медсестра не облачились в белые халаты (медсестра оказалась та же самая, только с волосами другого оттенка, осветленными жидкостью из другой бутылки). Оба были в обычной одежде – как я узнала позже, в знак уважения к мужу. Это же касалось выполнения процедуры на дому: обычно она проводилась в больнице. Оглянувшись, я увидела, что кварцевую лампу перекатили через комнату и установили рядом с моей кроватью, разобранной до простыни. Машина была подключена к розетке в стене.

– Прошу вас прилечь, миссис Михельсон.

С улицы донесся какой-то шум (похоже, там дрались солдаты), поэтому медсестра закрыла окно и задернула шторы. Комната погрузилась в темноту, за исключением яркой вертикальной золотой полосы, которая сияла между шторами и отбрасывала такую же полосу на стену напротив меня. Я положила шляпку на туалетный столик – мертвые птицы на ее полях, казалось, наблюдали за мной, – сняла обувь и платье. Оставшись в одной комбинации, я легла на простыню и глубоко вздохнула.

– Сегодня мы попробуем усилить разряд. Вы не заметите разницы. Откиньтесь и расслабьтесь, как обычно.

Медсестра нанесла гель мне на кожу, в нужные места. Врач взял два металлических диска и прикрепил к моим вискам.

– Подождите, я не готова.

– Расслабьтесь. Через минуту все закончится. Вы почувствуете себя намного лучше, избавитесь от сновидений наяву.

– Подождите.

Но он не стал ждать. Медсестра сидела рядом со мной на кровати: без халата она казалась более мягкой, жалостливой и доброй, напоминая печальную дочь у смертного одра матери. Она засунула мне в рот ватный жгут и крепко стиснула мою здоровую руку, дважды пожав ее, словно желала меня успокоить. Но я поняла, что это был сигнал врачу, потому что при втором пожатии меня пронзил заряд – он был короче, чем в других мирах, но распространялся у меня в мозгу подобно волне. Я громко застонала, надеясь, что мой сын не услышит этого – доносящихся из спальни звуков, непохожих на голос его матери. Что говорила ему о них миссис Грин? Что это стоны того самого призрака? Запомнит ли он звуки или только выдуманную историю? Я чувствовала, что мое лицо растягивается в животном рычании, что во мне начинаются изменения. По моим венам протянулось что-то вроде проводов, пока я вся не стала металлической и гибкой, как они, а затем комнату наполнило синее фантастическое видение – паутина света, – и я заплакала, увидев, как улетают мои мысли стайками, наподобие семян одуванчика. Я наблюдала, как они парят и уплывают все дальше. Там был мой сын. И мой муж. И что удивительнее всего, там был молодой человек по имени Лео. Все дальше и дальше. Разве сновидения наяву – это так уж плохо?

7 ноября 1985 г.

Свет, который падал на кровать через металлические жалюзи и исполосовал мое тело, должен был мне сразу все объяснить. Однако я проснулась в полном восторге, думая о новых чудесах доктора Черлетти, и даже принялась звать Натана. Но никто не появился. Через поднятое окно задувал ветер, жалюзи постукивали: этот стук был мне знаком слишком хорошо. Сбросив пелену сна, я увидела три абстрактные фотографии в рамках и стул, заваленный одеждой. Прежняя жизнь поджидала меня и, подобно учительнице, журила за мысль о том, что жизнь можно усовершенствовать, что она возможна где угодно, а не только здесь и сейчас.

– Я так думаю, – сказала тетя Рут, наливая мне шампанское в чайную чашку и бурно жестикулируя свободной рукой, – с тобой происходит буддийское переселение душ!

Конечно, пришлось все ей рассказать. В конце концов, мне больше некому было довериться.

В тот день 1985 года она носила черно-белое кимоно. Белые волосы были небрежно растрепаны, и Рут стояла совершенно неподвижно, а сквозь стену доносились звуки невидимого радио, и бокалы в серванте зловеще звенели при каждой сильной доле такта. «Нет на свете, – сообщал приглушенный голос, – совершенства»[12].

– Переселение душ? – переспросила я.

Она опять энергично замахала рукой:

– Буддисты верят, что за пределами нашего мира существуют тысячи других, в виде лепестков лотоса, и в каждом есть свои бодхисатвы.

– Рут, ты когда-нибудь пьешь чай из этих чашек?

– У физиков есть похожая теория, – продолжала она. – В математическом отношении их формулы имеют больше смысла, если атом не поворачивает налево или направо, а двигается сразу в обоих направлениях. Тогда он образует два мира, левый и правый. И эти другие миры возникают постоянно. Как лепестки лотоса!

– Я ничего об этом не знаю. Я знаю только то, что видела.

– Зато об этом знаю я, – сказала она, поднимая бровь. – Ты вышла замуж за Натана. И Феликс жив! – Она сняла покрывало с клетки, и попугай запрыгал к ней по жердочке. – Множество миров.

– Рут, может, я должна рассказать об этом доктору Черлетти?

«Нет на свете, – донеслось из стены, – совершенства».