Он взглянул на Кору, как будто ничего не понимая, а прося ее объяснить. Та подошла к нему.

– Этот мерзавец... Этот мерзавец и вы сговорились все повесить на меня, а его вытащить. Но полегче, он замешан так же, как и я, и никуда не денется. Я все скажу. Все скажу, и немедленно.

Он смотрел на нее и качал головой, и скажу я вам, такой циничной улыбки я еще ни у одного человека не видел.

– Подождите, дорогая, я бы вам этого не советовал. Если дадите мне управлять ситуацией и впредь...

– Вы уже науправлялись. Теперь я возьму все в свои руки.

Он встал, пожал плечами и вышел. Тут же к нам вломился какой-то тип с большими ногами и красной шеей. Он принес с собой портативную пишущую машинку, которую поставил на стул, подложив несколько книг, сел за нее и поднял глаза.

– Мистер Кац сказал, что вы хотите сделать заявление.

Говорил он тонким, писклявым голосом и все время чуть усмехался.

– Правильно. Полное признание.

И она начала говорить, сбивчиво, комкая слова, а он застучал на машинке. Она рассказала все. С самого начала. Как познакомилась со мной, как мы все вместе затеяли, как мы уже пытались отделаться от грека и как нам это не удалось. Несколько раз в дверь просовывал голову полицейский, но парень за машинкой только поднимал руку:

– Еще несколько минут, сержант.

– Ладно.

Закончив, она сказала, что о страховке ничего не знала и мы все сделали не ради нее, а просто хотели избавиться от грека.

– Это все.

Парень собрал бумаги, и она их подписала.

– Не могли бы вы завизировать каждую страницу?

Она завизировала. Потом он достал нотариальную печать, проштемпелевал и подписал. Засунув все бумаги в карман, он взял пишущую машинку и ушел.

Кора подошла к дверям и вызвала надзирательницу:

– Я готова.

Надзирательница увела ее. Затем пришли парни, взяли носилки и вынесли меня. Начали они резво, но застряли в толпе, глядевшей на Кору, как она стоит у лифта и ждет, когда ее отвезут наверх, в тюрьму, находящуюся на самом последнем этаже Дворца юстиции. Пока мы продирались сквозь толпу, с меня слетело одеяло и тащилось по полу. Она подняла его и накрыла меня, потом быстро отвернулась.

Меня отвезли обратно в больницу, но вместо полицейского за мной теперь приглядывал тот парень, что записывал признание. Он растянулся на соседней постели. Я пытался уснуть, и на некоторое время мне это удалось. Мне приснилось, что на меня смотрит Кора, а я пытаюсь что-то ей сказать, но не могу. Потом она исчезла, и я проснулся, а в ушах у меня все еще звучал тот глухой треск, жуткий хруст черепа грека, когда я его ударил. Потом я снова уснул и мне снилось, что я падаю. И я опять проснулся весь мокрый от страха, а в ушах опять звучал тот ужасный треск. Проснувшись, я понял, что кричу. Сосед приподнялся на локтях:

– Эй, что случилось?

– Ничего. Просто приснилось.

– Ну ладно.

Он не оставлял меня одного ни на минуту. Утром он принес кувшин с водой, вынул из кармана бритву и побрился. Потом умылся. Принесли завтрак, и он сел с ним за стол. Мы оба молчали.

Потом мне принесли газеты, и в них было все, с большим снимком Коры на первой странице и моим поменьше, на носилках, и под ним. Ее называли «убийцей с винной бутылкой». Писали, что на предварительном слушании она признала свою вину и что сегодня предстанет перед судом. На одной из внутренних страниц писали, что этот случай наверняка побьет рекорд по скорости рассмотрения, а чуть дальше на той же странице некий автор рассуждал, что, если бы все преступления раскрывались так быстро, для профилактики преступлений это дало бы больше, чем сто новых законов, вместе взятых. Я просмотрел всю газету, нет ли там чего-нибудь о ее признании. Ничего не было.

Около двенадцати пришел молодой доктор и начал растирать, мне спину спиртом, чтобы снять с нее пластырь. Он должен был его отмочить, но по большей части просто отрывал, и было безумно больно. Когда он снял часть пластыря, я выяснил, что могу двигаться. Остальные он трогать не стал. Сестра принесла мои вещи. Я оделся. Вошли санитары и помогли мне добраться до лифта, а затем вывели меня на улицу. Снаружи ждал автомобиль с шофером. Тот парень, что был со мной всю ночь, усадил меня внутрь, и мы проехали два квартала. Потом он помог мне выйти, и мы вошли в какое-то здание и поднялись наверх в контору. Там с распростертыми объятиями и улыбкой до ушей нас встретил Кац:

– Все уже закончилось.

– Чудно. Когда ее повесят?

– Ее не повесят. Она свободна. Свободна как птица. С минуты на минуту, как только выполнит некоторые формальности в суде, она будет здесь. Проходите. Я вам все расскажу.

Он провел меня в отдельный кабинет и закрыл дверь. Только свернув сигарету, дав ей сгореть до половины и прилепив к губам, он начал рассказывать. Я его просто не узнавал. Казалось просто невозможным, чтобы человек, который вчера выглядел как спящая красавица, был так возбужден, как он.

– Чемберс, это величайшее дело в моей жизни. Я разрешил его меньше чем за двадцать четыре часа, и скажу вам честно, что такой конфетки у меня еще не было. Запомните это, мой мальчик. Бой Демпси против Фирпо длился меньше двух раундов, да? Но дело не в том, сколько длится бой, а в том, как вы ведете себя на ринге. Правда, это не было похоже на бокс. Скорее партия в карты для четырех игроков, каждый из которых получил идеальную карту. Побейте его карту, если есть чем. Думаете, профессионал может играть и с плохой картой? Точная мысль. Плохая карта мне достается изо дня в день. Но дайте мне такую карту, как сейчас, когда у всех были козыри, с которыми можно выиграть, если вы умеете играть, и тогда вы увидите! Да, Чемберс, тут вы дали мне такую возможность, поручив это дело. Ничего подобного у меня уже не будет.

– Но вы мне еще ничего не рассказали.

– Расскажу, расскажу, не волнуйтесь. Вы ведь все равно ничего не поймете, пока не будете знать, как я играл, пока я не выложу перед вами все карты. Итак, начнем.

Вначале были вы и эта женщина. У вас обоих на руках была идеальная карта. Потому что это было идеальное убийство, Чемберс. Вы, возможно, даже не представляете, насколько идеальное. Вся эта ерунда, которой вас пытался испугать Саккет, – что ее не было в машине, когда та перевернулась, что она успела захватить сумочку и так далее, – все это не стоило и ломаного гроша. Машина ведь может некоторое время качаться, прежде чем перевернется, не так ли? И женщина может инстинктивно схватить сумочку, прежде чем выскочить, правда? Это еще не доказывает преступления. Это только доказывает, что она женщина.

– Как вы все это узнали?

– От Саккета. Вчера я с ним ужинал, и он расхвастался. Мне было его жаль. Саккет и я – враги. Мы самые дружелюбнейшие враги на всем белом свете. Он бы продал душу дьяволу, чтобы утереть мне нос, и я сделал бы то же самое. Наконец мы заключили пари. Пари на сто долларов. Он смеялся надо мной, потому что видел простейший случай, когда ему достаточно было выложить свои карты и предоставить палачу делать свое дело.