— Только не говори, что они оба действовали под гипнозом, —пробормотал я, — все равно не поверю.

— Перестань, — отмахнулась она, даже не улыбнувшись, — ядостаточно долго над этим думала. Понимаешь, нелогичное поведение двух агентов,убитых из-за собственного недосмотра, казалось мне чем-то невероятным,неправильным. А ведь в нашем деле все должно быть очень четко организовано.Если бы убивали простых людей, то тогда, конечно, все правильно. Мужчинуотравили, а женщину задушили подушкой. Но в том-то все и дело, что это были непростые мужчина и женщина, а сотрудники лучших разведок мира — британской инемецкой. И оба были убиты в результате собственной глупости? Ты понимаешь, очем я говорю?

— Не совсем, — я положил руку ей на грудь. Грудь у нее былаудивительно упругая и эластичная. Не люблю размякшей кожи, она обычно бывает устарых проституток.

Она даже не обратила внимания на мой жест, просто продолжалаговорить. Это меня даже немного обидело. В конце концов, я могу и повторитьнаши недавние упражнения. Кажется, внутри меня начал снова просыпаться царьСоломон.

— Мортимер не оставил бы никого из нас в номере перед егостаканом, — немного возбужденно сказала Офра, — он не мог просто никому из насдоверять. Но он мог выйти из комнаты только в том случае, если в ней осталисьдва человека.

— Ты думаешь, что для этого нужны двое, — я зевнул, неубирая руки. Сосок у нее был как изящная шелковая пуговица, — один держитстакан, а другой наливает яд. Не говори глупостей.

— Убери, — ее начала возбуждать моя рука, и она чуть отвелаее в сторону, — просто это единственный вариант, при котором Мортимер можетчуть ослабить свою бдительность. Он уверен, что двое агентов не могут договориться,и эта его самоуверенность и явилась причиной его смерти. Ты меня понимаешь?

— Мисс Мандель, — сказал я очень торжественно и официально,— вы когда-нибудь видели себя в зеркале?

— При чем тут это? — не поняла Офра.

— Если бы ты увидела себя голой в зеркале, увидела быглазами мужчины, ты бы никогда не задавала подобного идиотского вопроса. Рядомс таким телом мужчина не может ничего понимать и ни о чем другом думать.Неужели это не ясно?

— Рудольф, — строго сказала Офра, — это очень серьезно,выслушай меня, и ты поймешь, что я права.

— Что мне еще остается делать? — пробормотал я.

— Мадам Шернер никогда и никому не открыла бы дверь в своемномере. Она хотя бы взяла свое оружие. Но она спокойно открывает дверь своемуубийце. Это значит, что убийца пришел не один. Ты понимаешь мою мысль? Их былодвое, и поэтому она спокойно открыла дверь. Она допустила ту же ошибку, что иМортимер, решив, что двое различных агентов договориться не могут. Открываядверь, она считала себя в полной безопасности, второй, пришедший сотрудникстраховал ее от первого, и наоборот. И задушить ее могли только двое нашихколлег. Ты меня понимаешь — двое.

Мне пришлось наконец подняться. Я сел на кровати, даже забывприкрыть свою наготу. Кажется, Офра говорит серьезные вещи.

— Ты думаешь, кто-то сумел договориться?

— Я даже знаю кто, — возбужденно сказала она.

— Ты можешь их назвать?

— Кто был единственный среди нас, испытывающий к мадамШернер нежные чувства?

— Ты думаешь, Гусейн?

— Мне кажется, да.

— Я не понимаю твоей логики.

— Она определенно благоволила нашему иранскому коллеге. И оннаверняка в тот вечер пришел не один, а вместе со своим напарником. И вместеони постучали. Она, услышав, что они пришли вдвоем, пошла открывать им дверь. И,естественно, не думала, что они смогут договориться. А они спокойно убили фрауШернер, для двоих, хорошо подготовленных мужчин это не проблема, и вышли изномера.

— Но почему ты решила, что это именно Гусейн?

— Помнишь смерть Мортимера? Гусейн тогда вернулся заспичками. А его напарник в это время сидел на террасе. Правда, конкретныхсвидетелей мы так и не нашли, может, он и отлучался на пару минут.

— Ты думаешь, что его напарником был Ли?

— Я уже даже не сомневаюсь. Они убили сначала Мортимера,потом задушили фрау Шернер. Никто в одиночку не справился бы с ней, в этом я несомневаюсь. Для этого нужны обязательно двое мужчин. После этого они былиединственные, кто решил вместе переехать в другой отель. Понимаешь? Они всевремя хотели быть одной парой. Иранец и китаец.

— Это не доказательство.

— Но совокупность фактов очень неприятная вещь. Они хотеливместе переехать в другой отель после смерти Эльзы Шернер.

— Дальше, — мне было достаточно интересно ее слушать.

— А когда мы подошли к отелю, они, похитив оружие фрауШернер, готовили убийство кого-то из нас. Или твое, или мое. Видимо, китаецвыстрелил в нас, но не попал, и тогда разозленный Гусейн, пользуясь своим«телефонным» алиби, спокойно пристрелил Ли Цзиюня и поднялся к себе в номер. Онбыл единственным, кто мог это сделать. С пожарной лестницы нельзя было попастьв холл, минуя портье, а это значит, что ты не мог видеть убегающих Анчелли илиПоля. Это мог быть только Гусейн.

— Сильно, — сказал я, — а мне казался самым подозрительнымДжулио Анчелли, этот любитель туалетов. Дважды во время совершения убийств онотсиживался в туалете. Просто не хотел напоминать об этом комиссару. Или МалышПоль, которого даже французская разведка не сочла нужным снабдить болеенадежными документами. Мне они казались более подозрительными, чем Гусейн.

— В тебе сидит предубеждение, — возразила Офра, — просто тыне любишь Джулио Анчелли, а у него, по-моему, больные почки. Ты видел его мешкипод глазами?

— Меня мало волнует состояние его мочевого пузыря, — злоответил я, вставая, у нас оставалось не так много времени.

— Ты не сказал мне ничего, — удивилась Офра.

— А что я должен сказать? Поверить в твой рассказ о страннойпаре Ли — Гусейн? Предположим, что я даже тебе поверил. Но где факты, гдедоказательства? Все, что ты говорила, могло иметь место, но могло и не быть.Как тогда нам поступить? Кому верить?

— Ты мне не веришь? — прикусила губу Офра.

Поэтому я не люблю женщин. Слишком много ненужных эмоций.

— Конечно, верю. Но как мы докажем его вину? Моя«телефонная» версия — всего лишь оригинальное предположение и ничуть не больше.Нужно искать более твердые доказательства, хотя должен сказать, что твоя версиявыглядит достаточно убедительной.

— Нам нужно внимательнее за ним следить, — твердо сказалаженщина, — он очень опасен. Если это Гусейн, то он может решиться на любой шаг.Уран, который…