Северов поблагодарил свой организм с устойчивой нервной системой, который дал ему несколько спасительных часов здорового сна, полностью восстановившего психические и физические силы.

Солнце стало пригревать уже с раннего утра, пробуждая все то, что самой природой предназначалось для активной жизни. Генрих поднялся, взял в руки пиджак, которым прикрывался ночью, и удивился: на пиджаке и брюках не было ни единой соринки, не говоря уже о листьях и палках, в которых он проспал вторую половину ночи. «Возьмите вот этот невзрачный серый костюмчик, — предложил кладовщик, одевавший его в дорогу, — он из спецткани. На вид — неброский, но имеет особенность — заряжен каким-то электричеством, и отталкивает всё, что на него садится, поэтому всегда выглядит свежим». Северов последовал его совету. Сейчас, глядя на пиджак, который будто бы только что вышел из-под утюга портного, поблагодарил разбирающегося в своем деле специалиста по одежде.

Перед тем как покинуть свое логово, Северов под прикрытием кустов прошел по ночному маршруту, спрыгнул в яму и остался доволен своим ночным творчеством. Затем он подштукатурил еще немного влажное место песком, сделал шаг назад и утвердительно кивнул сам себе в знак того, что последний мазок маэстро удался.

Затем собрал пожитки и, поблагодарив взглядом укрытие, которое ему предоставили в трудную минуту три деревца, пошел по заросшей лесной дороге.

По его расчетам, от песчаного карьера до города было около десяти километров. Судя по карте, лес подходил почти к самому городу, а точнее город, постоянно расширяясь, приблизился одной стороной к самому лесу. Именно здесь, на окраине города, находился дом одного из связных, кого рекомендовал Центр.

Григорий сказал тогда, что согласно решению руководства Северов должен будет в качестве первого шага установить контакт с этим человеком.

— Вот пароли, явки, запасные встречи и так далее. О твоем прибытии он будет поставлен в известность.

Северов пожал плачами:

— Сказано установить — установим. В чем проблема?

Григорий тяжело вздохнул.

— Дело в том, что это сырые люди.

Северов от отчаяния опустил руки.

— Неужели ты думаешь, Григорий, что я, как говорят, прямо с вокзала, в грязных ботинках, немытый, побегу по указанному адресу, постучу в окно, назову пароль и произнесу торжественно: «Здравствуйте, я ваша тетя. Пришла от Григория Федоровича. Ставьте самовар, будем чаи гонять».

— А если серьезно?

— Если серьезно, то я не намерен устанавливать контакт с людьми, пока не приду к твердому убеждению, что они не работают на противника.

— Центр не сможет ждать долго, — возразил Григорий.

— Центру придется ждать много дольше, если я окажусь на виселице.

Вспомнив этот разговор, Генрих ускорил шаг.

Двигаясь по лесу, он постоянно натыкался на заросли молодых деревьев, обходил их, вынужденно отдаляясь от дороги, затем, миновав сложный участок, вновь возвращался к прежнему курсу. В какой-то момент сближения с дорогой он услышал, как кто-то говорил.

Северов остановился, прислушался.

Говоривший обвинял своего напарника в лености, нерадивости, в конце концов, в нечестном отношении к нему, говорившему. Все это пересыпалось отборной бранью, хотя, правда, в голосе не слышалось и намека на злость, ненависть или что-то подобное. Скорее, наоборот — звучали снисходительность, благосклонность к предмету поругания, а нецензурные слова являлись всего лишь способом выражения глубоких чувств. Причем не обязательно отрицательных, а чаще всего даже самых добрых.

Северов подошел ближе к дороге и увидел подводу, на которой сидел мужик. Он-то и говорил, но вовсе не с попутчиком, а с лошадью. Поскольку животное — существо безмолвное, то и беседовать с ним было много приятнее, нежели с существом говорящим. Монолог в этом отношении универсален: он ничего не требует. Можно высказывать бесконечное количество самых нелепых мыслей и не ждать их опровержения.

Северов собрался выйти на дорогу, но голос неожиданно стих. Мужик слез с телеги, обошел ее, остановился и долго молча разглядывал ось, мрачно уткнувшуюся в землю и соскользнувшее с нее колесо, лежавшее рядом в обочине. После недолгих размышлений стало ясно, что клин, удерживавший колесо на оси, выпал, и колесу ничего не оставалось, как действовать самостоятельно, спустившись в придорожную канаву Прежде чем что-то предпринимать, мужик возобновил монолог, но теперь уже не с лошадью, а с телегой, которую не хотел брать из-за плохого предчувствия, но черт таки попутал.

Выходящий из леса всегда вызывает недоверие, другое дело идущий по дороге, которая сама по себе уже легализует его на земле бренной. Северов улучил момент, когда мужик повернулся к нему спиной, вышел из леса и спокойно направился в сторону незадачливого возницы.

Тот сидел у кювета, мрачно поглядывая на откатившееся в сторону колесо и торчавшую тележную ось.

— Бог в помощь, — прохрипел Северов, подойдя ближе к мужику.

Тот недовольно повернул голову и невнятно пробурчал:

— Бог тут ни при чем, клин запорный выпал, потому и колесо съехало.

Причинно-следственная связь, сформулированная мужиком, выглядела безупречно.

— Может, поискать? — предложил Северов. Мужик глянул с усмешкой на дитя нерадивое.

— Это же верст десять по канаве итить надо, и то не вдруг найдешь.

— Тогда можно из молодняка новый выстрогать, — предложил Северов.

— А то б я без тебя б не додумался. Чем прикажешь, пальцами что ли строгать? — мужик сделал в слове «пальцы» ударение на последнем слоге.

— Почему пальцами? — машинально скопировал мужика Северов и достал из кармана небольшой перочинный нож с деревянными накладками и надписью на металлическом лезвии «Золлинген». — Дед с Первой мировой привез. Сталь немецкая, четверть века не точена и все как бритва.

Лгать неприлично, но если во имя правого дела, то можно. На самом деле Северов подобрал нож где-то в немецком окопе после того, как выбили оттуда противника. Мужик искренне принял современный немецкий нож за сувенир четвертьвековой давности и попросил разрешения апробировать его в действии.

За несколько минут он действительно легко и умело обработал кусок дерева, превратив его в необходимый клин, удерживающий колесо на оси.

— Таким даже телегу сработать можно, а не то что палку выстругать, — с благодарностью он вернул хозяину нож и, собравшись в дорогу, поинтересовался: — Далеко ль собрался?

— Иду в великий град Псков.

Русский мужик — существо сложное. Бывает умен, бывает добр, но хитер обязательно, поэтому требует особого подхода. Это Генрих знал точно. А потому как ни в чем ни бывало добавил: — Засветло не успею, переночую, тут есть места знакомые.

— Что ж, ты мне помог, я тебе добром отплатить должен. Садись, подвезу, только если немцы… Они долго разбираться не любят. Их понять по языку трудно, да и по смыслу тоже, так что сам отвечать будешь, ежели что.