— Ты добился тогда, пусть мизерного… но положительного результата. Я и на это не рассчитывал… Правда такой ценой…

— Все нормально отец.

— Ты был ранен? — Он показал глазами на шрам.

— Пустяки. Тросик лопнул.

— Поверим… Отверни халат.

Он посмотрел на орденскую колодку. Вздохнул.

— Скоро нас догонишь… За эксурсии по мечетям и… базарам таких наград не дают. Нам тут тоже кое-что известно…. от экипажей, что ребят возят. — Он снова помолчал. Не стал развивать дальше эту тему. — Ты уже совсем вернулся?

— Наверное. — Я неопределенно пожал плечами. Не стоило расстраивать старика, посвящая в свои невеселые дела.

— Почему в звании не повысили?

— Не заслужил, наверно. Начальству виднее. Да мне и так хватает. Привык уже к части, к людям.

— Тяжело после самолетов на вертушках?

— Дело привычное. Один черт — летательные аппараты.

— Сам-то часто… летаешь?

— Нет батя, наше дело наземное, железки, накладные туда-сюда перекладывать, технарей гонять. Хотелось бы выбраться на задание, да не пускают. По должности, говорят, уже не положено.

— Ты женись… Пора.

— Кандидатуры подходящей нет.

— Смотри, ведь далеко не мальчик.

— Молодой, ешо, успеется!

— Женись! — отчим закрыл глаза, словно прислушиваясь к тому, что незримо происходило в подло предавшем его теле.

— Езжай домой… Возьми в папке на моем столе документы… Оформил на тебя… машину… гараж. Кватира… выплачена полностью, ты… прописан… на тебя переоформлена… Друзья помогли… напоследок.

— Батя, прекрати говорить такое. Ты выберешься. Сейчас видишь как врачи забегали? Они тебя быстро на ноги поставят. Правда Василий Александрович? — Обратился за поддержкой к новому знакомому.

— Конечно, правда. Ваша задача теперь — помогать лекарствам, бороться за скорейшее выздоровление и возвращение к нормальному образу жизни.

Отец усмехнулся краешком рта. Прикрыл веки. Из уголка глаза выкатилась одинокая мутная слезинка. Протекла неспешно по небритой, морщинистой щеке и расплылась темным пятнышком на белоснежном полотне подушки.

— Иди сынок… Устал я… Посплю… Ты отдохни с дороги…. Поешь… Приезжай потом, попозже… Я… подожду.

Вместе с Василием Александровичем мы покинули палату. В коридоре меня перехватил толстый эскулап и попросил на пару слов в кабинет.

— Понимаете, товарищ майор, Вашему уважаемому отцу необходим специальный режим диеты. Мы ему конечно можем обеспечить, сварим, перетрем, но… продукты у нас… казенные, понимаете? А хорошо бы свеженькие, с базарчика. Я так понял, что Вы не местный, приезжий. Тут одна нянечка очень хорошо готовит для больных…

— Все понял. — Я достал пачку отпускных, отделил пару сторублевок и подал врачу. — Хватит, пока?

— Конечно, конечно, все в порядке. Сейчас же о всем договорюсь. Да, гм, не знаю как и сказать…

— Скажите, я пойму.

— Понимаете, мы даем Вашему отцу все необходимые препараты. Советского, так сказать, производства. Но есть зарубежные… аналоги. Они, не в обиду отечественной фармакологии сказано, в несколько раз эффективнее, но и дороже…

— Сколько нужно заплатить?

— Это правда, что Вы из Афганистана?

— Правда.

— Говорят… там платят чеками…

— Сколько чеками?

Он с придыханием назвал сумму.

— Возьмите, делайте все, что нужно. Потребуются еще деньги, скажите.

Лицо врача налилось краской и покрылось капельками пота, торопливо, не попадая в карман, комкая запихнул в халат полученное.

— У меня есть хороший коньячишко. Не составите компнию?

— Извините. Устал. Прямо с самолета. Да и тороплюсь. Как нибудь в другой раз. Спасибо.

— Вам спасибо. Не волнуйтесь. Все будет в лучшем виде. До свидания. — Он всё же пошарил в столе и вытянул бутылку, но я уже закрыл за собой дверь кабинета, отсекая от себя толстяка, запах его пота, все происшедшее. Черт с ним, пусть хоть подавится, только лечит как следует.

Василий Александрович окинул меня понимающим взглядом, приобнял за плечо и повел к себе.

— Коньяк будешь, майор? — он наклонился, отворил дверку тумбы стола и достал початую бутылку молдавского пятизвездочного коньяка. — По чуть-чуть?

— Спасибо.

— Спасибо — Да, или спасибо — Нет?

— С Вами, конечно — Да. Хотя за несколько прошедших часов я уже достаточно раз ответил Нет различным типам на аналогичное предложение. Но Вы — другой человек. И другие обстоятельства. Ничего, что за рулем?

— Пятьдесят граммов, — усмехнулся, — допускаются даже в Америке. Предлагаю перейти на ты. За твоего отца.

— Принято.

Легонько, без лишнего звона, сдвинули медицинские, толстого зеленоватого стекла стаканчики и выпили обжегшую гортань мягким ароматным огнем янтарную жидкость.

— Домой?

— Домой.

Жигули неспешно ехали по вечернему городу, и Вася последними словами крыл местных эскулапов из кардиологии, толстого прохиндея, косность, тупость, серость. Объяснял глупости, допущенные в начале лечения, клял наше российское безразличие, безобразное отношение к больным и к людям вообще.

— Новейшие, красивые корпуса, хорошая аппаратура. Много современных, купленных за валюту приборов. А в гинекологии, пришлось столкнуться с сиим фактом, одно единственное смотровое зеркало. Вот им всех баб по очереди и смотрят. Как дезинфицируют? Один бог ведает. Говорю — перезаражаете ведь. Отвечают — авось пронесет. У нас практически одно нормальное отделение. Хирургия. Почему мы можем по-человечески работать, а они нет?

— Я работал в Мали, в тамошних госпиталях. Вместе работали русские врачи и французы. Раньше Мали была их колонией. Младший медперсонал весь местный. Госпиталь старенький. Но чистота! Отношение к больным! Попробуй медсестра сделать что-то не так. Мгновенно вылетит с работы. Лекарства, все что положено, все, что врачом прописано, минута в минуту. А их отношение к учебе…

— На сегодняшний день в нашем институте студенты, в большинстве своем, деточки непростых родителей. Позвоночники — по звонкам сверху принятые. По честному конкурсу, хорошо если пять — десять процентов поступает. Но даже не это столь важно. Если ты уже поступил, решил стать врачем, занял чье-то место — то учись. Тем более, что условия у большинства для учебы прекрасные. На самом деле… — он тяжело безнадежно вздохнул.

— Вот характерный пример. Веду практические занятия. В группе несколько студентов иностранцев, из того-же богом забытого угла Африки, остальные — наши золотые мальчики и девочки. В первых рядах — черные, потом наши ребята и замыкают — девушки. Изучаем манипуляции, например инъекции. Предлагаю повторить на больном самостоятельно, девушки хихикают и жмутся по углам, мальчики наши выражают полное безразличие. Изредка кто-то соизволит взять инструмент в руки, как будто мне, их преподавателю, и больному делает величайшее одолжение.