Я целую вечность ждала, пока кто-нибудь возьмет трубку. Наконец мне ответила запыхавшаяся Ребекка. Из ванной доносился чей-то рев и плеск воды.

— Папа купает Тома. Он сильно промок, — сказала Ребекка.

— Как твои дела? Как в школе? — спросила я.

— Все хорошо, — беззаботно ответила моя дочь. — Клэр сегодня так спешила, что забыла достать из машины мой портфель и уехала с ним.

Она ненадолго замолчала, а потом в трубке послышались всхлипывания:

— Мамочка! Я так по тебе соскучилась! Я хочу, чтобы ты почитала мне сказку. Папа говорит, что не будет мне ничего читать, пока я не приберу свою комнату, а я не могу справиться с одеялом.

— Ничего, у тебя все получится, — сказала я, пытаясь успокоить Ребекку. Кейт в это время корчила мне рожи и показывала мне знаками, что пора пить шампанское.

— Не зови папу к телефону, просто передай ему, что я благополучно доехала. Пока. До воскресенья.

— А мы завтра поедем в Леголэнд с папой! — радостно сказала Ребекка.

— Замечательно, — ответила я. Тут ужасная мысль пришла мне в голову. — А Клэр не забыла отдать папе детское сиденье?

— Я не видела, отдавала она его или нет, — ответила дочь.

— Я тебя люблю, — сказала я и повесила трубку. — Дай мне скорее шампанского. Скорее, — обратилась я к Кейт.

После шампанского меня понесло. В столовой мы шумели больше всех и выпили две бутылки какого-то пойла, которое стоило бешеных денег. Потом мы переместились в тот самый бар, стены которого были отделаны дубом, где к нам пристали два идиота — Руперт и Майлз, подсевшие за наш столик. У них были подозрительно незагорелые полоски на безымянных пальцах. Они вели себя так, как очень богатые люди, и легко поверили в нашу сказку про Тиффани и Летицию. Я вдруг заговорила как Саманта, которая встретила нас в приемной. Наплела им, что недавно получила маленькую роль в сериале «Жители Ист-Энда», и произвела на них огромное впечатление. В какой-то момент я почувствовала: Руперт прижимает свою загорелую ногу к моей. Это привело меня в чувство. Похоже, он решил, что нравится мне.

Я быстро протрезвела и сказала Кейт (она в этот момент легкомысленно склонилась к Майлзу), что иду спать. Потом еще долго бродила по длинным, так похожим друг на друга коридорам, натыкаясь на стены и тихонько икая. Наконец нашла нашу комнату и попыталась вставить ключ в замочную скважину, при этом оживленно комментируя свои движения. Когда я попала в номер, кровать подвернулась мне под ноги и радостно заключила меня в свои объятия.

Я лежала, пытаясь остановить кружение комнаты и вздрагивая при мысли о Руперте. Последним, что мне удалось осознать, было: от Руперта удалось благополучно отвязаться. Я не слышала, как пришла Кейт. Подозреваю, она явилась под утро. Бесстыжая девка. Я уже слишком стара, чтобы обжиматься в коридоре.

В субботу утром мы посмотрели на мюсли без всякого энтузиазма. Впереди был день, расписанный буквально по минутам. От этого становилось еще хуже. У нас не было никаких дел, но мы постоянно куда-нибудь опаздывали.

— Уже почти десять! Мы должны быть на аэробике, — произносила одна из нас, когда мы неторопливо попивали капуччино.

Никому не советую заниматься аэробикой с похмелья, и особенно с нашим инструктором — его не случайно прозвали Тарзаном. Этому голубому определенно нравилось выжимать все соки из одетых в трико дам, которые явились на занятие. Я устроилась подальше от него, рядом с самой полной из присутствующих, а Кейт расположилась в первых рядах и изо всех сил выполняла упражнения. Так и до мазохизма можно дойти.

В одиннадцать нам назначены процедуры. Мы стояли, робко ожидая, пока нас пригласят. Появилась группа косметологов в белых халатах. Все они были похожи на Саманту из приемной и даже говорили так же. Я выбрала для себя талассотерапевтическую ванну с водорослями, которая, говорят, лучше всего помогает в борьбе с целлюлитом. Как оказалось, эта процедура тоже не совсем подходит человеку с похмелья. Вместо того чтобы вздремнуть во время массажа (я очень боялась заснуть, потому что иногда храплю во сне), я лежала, как дохлая селедка в горячей ванне с вонючими водорослями. И за это я плачу безумные деньги? Потом девушка-косметолог обернула мое скользкое зеленое тело фольгой. Я ворочалась на узком ортопедическом диване, издавая громкие скрипящие звуки и надеясь, что когда-нибудь начну испытывать от этого удовольствие. Когда наконец сняли фольгу, я поняла, как себя чувствует рыба в кляре перед тем, как попадет на сковородку.

Потом она снова посадила меня в ванну и пустила в ход массажную варежку и отшелушивающий скраб. Все это длилось около двух часов. На этот раз я чувствовала себя рыбой, с которой живьем соскоблили чешую.

— Что они с тобой сделали? — спросила меня Кейт. Она просто сияла после сеанса аромотерапевтического массажа.

— Я побывала на море, — ответила я. — И больше туда ни ногой.

На ланч нам подали что-то зеленое и еще кучу ярких фруктов. А потом снова были процедуры. Я выбрала для лица. Своим ответом на вопрос: «Какими средствами по уходу за кожей вы пользуетесь?» — я, совершенно шокировав косметолога, честно призналась: «Водой и мылом».

— Милочка! Ваша кожа чрезвычайно обезвожена, — сказала она.

Словно подтверждая ее слова, моя кожа жадно впитала целую баночку очень дорогого увлажняющего крема, по которому она истосковалась за все эти годы. «Ты должна ее постоянно увлажнять!» — думала я, засыпая. И продолжала бы спать еще долго, не разбуди меня собственный громкий храп.

После вчерашних излишеств, ужин мы заказали очень скромный. К тому же, я начала чувствовать себя немного не в своей тарелке. Побыть некоторое время вдали от детей, конечно, хорошо, но все это мероприятие не принесло мне ожидаемого удовольствия. Кейт, конечно, лапочка, но мне кажется, она слишком любит себя. Тратит массу времени, когда мы собираемся куда-нибудь. А как бесится, если смажет свеженакрашенный ноготь! Я уже научилась собираться за полчаса. Если копаюсь дольше, Майк заводит машину и говорит, что уезжает без меня. Что касается макияжа, то в нем мало что изменилось с тех пор, как мы со старшей сестрой научились наносить белые тени, прилагавшиеся к журналу для подростков. В повседневной жизни я пользуюсь помадой, подводкой, тушью и румянами. В особых случаях наношу еще золотистые тени.

Кейт весь вечер рассказывала о своих отношениях с Оливером. (Все это звучало просто нелепо, особенно после того, как я заставила ее признаться в том, что она все-таки переспала с этим типом Майлзом, который, к счастью, убрался субботним утром в Лондон, прихватив с собой Руперта и прочих столичных придурков вместе с их «ягуарами» и «поршами».) Никогда не замечала, что Кейт неврастеничка. Сразу этого не скажешь, ведь на работе она всегда очень уверена в себе. Ее одежда такая безукоризненная. У нее есть все, о чем я могу только мечтать, — куча времени на то, чтобы нежиться в ванне, куча денег, которую можно потратить на дорогую одежду от дизайнера, роскошный дом. Она может спокойно бросить все в комнате, зная, что вернувшись, найдет вещи на своих местах. Я не могу себе этого позволить. Как только я навожу в комнате порядок, сразу же появляется Ребекка и все становится с ног на голову. Откуда-то появляются бусинки, одежда для кукол, обрывки цветной бумаги и фломастеры без колпачков.