Халид стиснул ее еще крепче и ускорил темп. Все тело Обри пробрала дрожь, ей хотелось кричать, слезы текли по разрумянившимся щекам. А плоть Халида продолжала пульсировать где-то внутри.

– Не могу, – на этот раз она знала, что пыталась сказать. Как можно вместить в себя столько чувств. Как отдаться ему, если через несколько минут придется отпустить его навсегда? Халид показал ей, как. Он отпустил ее бедра и кончил. Обри вскрикнула и обвила его ногами – боль, наслаждение, все смешалось. Если бы можно было не заканчивать их слияние. Он вышел из нее, оставив после себя головокружение и слабость, и даже от нежного поцелуя это не прошло.

– Не хочу домой, – она прижалась лицом к его обнаженной груди.

Если бы только Халид мог позвать ее с собой, в Аль-Захан, попросить стать его фавориткой, его доверенным лицом, его другом. Но не женой. И он отстранил ее.

– Нам нужно идти.

Двое дворецких пришли собрать вещи. Обри было невыносимо смотреть на это, и она спустилась подождать его в фойе. Водитель Халида отвез их в аэропорт, где им пришлось попрощаться.

– Ну вот. – Халид положил ей в руку бутылочку с ароматом. Это было запрещено, но он не мог отказать ей в том единственном, о чем она попросила.

– Надеюсь, это не конфискуют. – Своей готовностью шутить в самых сложных обстоятельствах Обри превращала в мед его мужественное сердце. Как же ему не хотелось оставлять ее.

– Что ты будешь делать?

– То же, что и всегда. Выживать.

– Нет. – Халид прижал Обри к себе. – Расцветать.

Они поцеловались в последний раз – долго, отдавая друг другу свои сердца. Обри сидела в первом классе и, зарывшись лицом в горячее полотенце, изо всех сил старалась не плакать.

Все равно чувства скоро пройдут, и будет не так больно.

Их самолеты разлетелись в разные стороны, удлиняя дистанцию. Он вспоминал слова матери, как она боролась за его право ходить под солнцем и смеяться. Наконец он это сделал. А теперь настала пора вернуться в пустыню, к своим прямым обязанностям.

Халид многому научил Обри. Конечно, это касалось знаний о собственном теле, но гораздо больше – знаний о себе. Вряд ли он представлял, как сложно было ей отказаться от тех денег, но Обри была рада, что поступила так. Теперь она точно знала: история не повторится, ей удастся развернуть ее ход и расцвести.

Обри стала работать больше – днем в казино, по ночам в шоу. На белых платформах, в маленьком красном костюме и огромном красном парике, она выступала с двумя другими девушками; танцевала, чтобы согреться и чтобы с ней могли сфотографироваться туристы.

И у нее был секрет.

Каждую неделю втайне от семьи и друзей она стучалась в дверь пожилого мужчины. Дэвид опубликовал объявление, и ей потребовалось собрать все мужество, чтобы позвонить ему и в конце концов прийти. И хотя это могло показаться странным, но именно Дэвид заряжал ее энергией на часовые занятия! Обри брала деньги из чаевых, сдачу с маминых счетов, экономила даже на кофе, без которого было сложно проснуться и согреться, но выкраивала деньги на эти уроки. Где-то около часа, одного прекрасного часа в неделю, она получала уроки игры на скрипке. Обри пользовалась скрипкой Дэвида, поскольку не хотела, чтобы у мамы появлялись подозрения. Но дома она играла на своей, используя глушитель звука.

Порой ей было стыдно за потраченные деньги, но она справлялась со стыдом и напоминала себе, что это вклад в лучшее будущее. Музыка была лекарством для нее. И при всем при этом она продолжала невыносимо скучать по Халиду. Она говорила себе, что это пройдет, – нужно просто погрузиться в работу, в скрипку. Нет. Девочки были очень милы с ней, а громкая музыка и огромные толпы не давали сосредоточиться и подумать хоть о чем-то. Но стоило ей закончить – и все возвращалось. В три часа утра, когда улицы пустели, Обри переодевалась в легинсы и тонкий объемный джемпер, чтобы на автобусе поехать домой, и тогда боль по Халиду накрывала ее в полную силу.

Этой ночью до автобуса она зашла за лекарствами для мамы. Один из шрамов на шее воспалился и причинял сильную боль, прошлой ночью Обри пришлось отвезти ее в больницу. Это было отдельной задачей – уговорить маму выйти из дома. Стелла сделала это, только полностью замотав лицо шарфом и надев очки.

– Вы принимали это раньше? – Фармацевт посмотрел на рецепт.

Обри утомленно кивнула, у нее не было сил объяснять, что это для мамы. Она просто хотела заплатить и поехать домой спать.

– Вы знаете, что при их приеме нельзя садиться за руль и пить алкоголь?

– Конечно. – Уйти, поскорее бы уйти.

– И что контрацепция на фоне их приема может не сработать?

Обри сглотнула. Нет, этого она не знала. Обычно она просто игнорировала разглагольствования фармацевта или говорила, что мама уже много лет пьет эти лекарства. Но именно эти таблетки она сама принимала, когда воспалилось ухо. Обри не обращалась в клинику, просто воспользовалась мамиными запасами.

– В каком смысле не сработать? – Она пыталась притвориться спокойной.

– Не стоит на нее полагаться, если принимаете эти лекарства.

Обри оплатила, пытаясь забыть о прозвучавших словах, но это было не так просто сделать.

Она ведь уже знала бы, если бы была беременна? Да, пару раз ее тошнило, но эти симптомы могли быть связаны с ушной инфекцией. На враче для себя девушка прекрасно экономила, но, похоже, сейчас ей придется воспользоваться помощью. Она переспала с Халидом шесть недель назад, и за это время месячных у нее не было – но и это она списывала на таблетки.

Обри купила тест, чтобы убедиться, что напрасно переживает. Не убедилась. Сидя на кровати, она бездумно перебирала струны скрипки – как всегда, когда не могла успокоиться или нервничала. Она пыталась смириться с тем, что все ее мечты о том, чтобы уехать отсюда, все ее мечты о музыке разрушались двумя полосками. Она вспомнила, с какой угрозой в голосе Халид говорил, что Обри не захочет забеременеть от него. Что он имел в виду? Что диктовал ему статус принца, будущего короля? Обри легла на кровать и посмотрела в потолок. Что ей делать? Сказать ему? А что потом? Мысли крутились и путались, приводя ее в смятение.

Халид сказал, что это будет беспрецедентный случай, но должны же быть способы с этим разобраться. Она услышала, что мама встала, и едва успела спрятать тест, прежде чем та вошла к ней в комнату.

– Ты купила таблетки? – Неплохая форма приветствия.

– Предполагается, что ты будешь стучать.

– Я стучала, но ты не слышала. – Стелла села на кровать. – Ты плакала.

Разве?

– Я просто устала.

– Ты уверена, что причина только в этом?

Обри кивнула. Она не столько боялась сказать о своей беременности, сколько боялась реакции. Не зная, как поступить, несколько следующих недель Обри держала это в себе, втискиваясь в тесные костюмы. День за днем, ночь за ночью. Но нервы сыграли с ней злую шутку – впервые она почувствовала себя неуверенно на трапеции, и это не прошло незамеченным.