Франция, Сен-Жермен-ан-Ле, 1667 год.

– Ах, Луи, будьте же благоразумны! Вы вынуждаете меня капитулировать прежде, чем объявили войну, – женщина игриво стукнула его пальчиками по плечу.

– Но, именно это вам и нравится во мне, мадам, – мужчина вновь куснул её за ушко.

Смех и страстные стоны нарушали полумрак просторных покоев, сейчас освещаемых лишь тусклым светом, льющимся из горящего камина. Несмотря на раннюю осень, ночи были весьма прохладны.

Мужчина и женщина сплелись на огромной широкой кровати, слегка прикрытой широким бархатным балдахином. Опочивальня новой фаворитки была под стать её запросам: много золота, шёлка, бархата.

Кто-то поскребся в дверь. Мгновенно вскочив, тот, кого возлюбленная звала Луи, недовольно повысил голос:

– Кто посмел?!

За дверью раздалось робкое покашливание, а затем, мужской голос почтительно произнёс:

– Прошу прощения, Ваше Величество, но боюсь дело, из-за которого я осмелился побеспокоить вас в столь поздний час, совершенно не терпит отлагательств и требует немедленного вмешательства.

Луи чертыхнулся про себя. Вопреки распространённому мнению, он не так часто имел возможность расслабиться и уединиться с одной из интересующих его дам, которых согласно молве, у него были– сотни. Однако, Бонтан ни за что не осмелился бы нарушить его покой, если бы не случилось что-то из рук вон выходящее. Следовательно, медлить было нельзя.

Слегка разочарованно, он наклонился к роскошной обнаженной женщине, сейчас приподнявшейся на локте и томно наблюдающей за ним из-под прикрытых век. Блеск синих глаз соперничал с сапфирами и бриллиантами в великолепном ожерелье, что он любезно преподнёс ей в знак своего особого расположения нынче ночью. Поцеловав её в кончик носа, он прошептал:

– Мне жаль, мадам, но дела прежде всего.

Накинув парчовый халат, он уже собирался открыть дверь, когда женщина, капризно надув губы, окликнула:

– Луи, вы не смеете оставлять меня одну, сейчас…

Страстный любовник, что ещё совсем недавно смеялся вместе с ней, исчез. Вместо него, стоял король, которого весь свет почтительно называл -Солнце. Чуть прищурив глаза, как делал всегда, когда был чем-то недоволен, он, чётко произнося каждое слово, отрезал:

– Милая Атенаис, вы, вероятно ещё не так давно при дворе, если не знаете о том, что король смеет, а что нет. Советую вам привести себя в порядок, вдруг ненароком здесь появится ваш ревнивый супруг. Мне бы не хотелось, чтобы он лишил нас удовольствия лицезреть в ближайшем будущем вашу неземную красоту.

Женщина побледнела. Она поняла, что несколько перешла черту дозволенного. Практически выросшая при дворе, будучи представительницей одного из древнейших родов Франции, она, как никто другой должна была знать, что король никогда не будет принадлежать ей одной. И всё же, несмотря ни на что, она безумно ревновала своего царственного любовника не только к другим женщинам, но и к его постоянным государственным делам, куда несмотря на все старания, ей доступа не было.

Тем временем, король развернулся на каблуках и подойдя к двери, распахнул её. За ней его ожидал главный камердинер, а по совместительству тайный поверенный всех его дел– Александр Бонтан.

Приложив указательный палец к губам в знаке призывающим к молчанию, слуга пошёл впереди, освещая государю путь. Только тогда, когда они, миновав целый лабиринт узеньких коридоров, оказались в рабочем кабинете короля, камердинер осмелился заговорить:

– Простите мою дерзость, сир, но случилось кое-что ужасное. Пять дней назад в Боравии произошёл военный переворот. Мятежный генерал Миклош Айван собрал под своим командованием армию таких же головорезов, как и он сам, и узурпировал трон короля Максимилиана.

– Что?! Как это возможно? Что с королём?

– Боюсь, сир, мои новости окажутся неутешительными. Король Максимилиан был предательски убит в спину. Весь парламент жестоко вырезан.

– О, Боже! А что королева? – Луи нервно расхаживал взад и вперёд, заложив за спину руки.

– Вашей кузине удалось пересечь границу и сбежать во Францию, ваше величество, но она ранена. Её величество прислала человека с просьбой о встрече.

– Где она?

– Недалеко отсюда. Её приютили монахини-кармелитки. Сир, если вы хотите застать её в живых, боюсь, нам придётся поторопиться.

– Ты прав, Бонтан. Распорядись, что бы через десять минут лошади и сопровождение были готовы, и помоги мне одеться. Бедняжка Клоранс, я помню её в день собственной свадьбы. Ни до неё, ни после, ни разу не встречал женщины более красивой, чем она и так безумно влюблённой в собственного супруга, – глаза короля затуманились при воспоминании о событиях четырехлетней давности. – Однако, поспешим.

Уже через час, небольшая кавалькада, на полном скаку ворвалась во двор монастыря. Король, переодетый по такому случаю в костюм капитана мушкетёров, бросив поводья коня, мигом взлетел по лестнице наверх. Монахини, предупреждённые о визите столь высокого гостя, почтительно склонив головы, расступились.

Ворвавшись в небольшую келью, Луи застыл поражённый. На небольшой походной кровати, лежала молодая женщина лет тридцати, белизной кожи соперничавшая с простынями, которыми была укрыта почти до самой шеи. Великолепные золотистые волосы, что всегда были предметом зависти французского двора, рассыпались шатром по подушке. Лицо несчастной выражало муку. Бескровные губы едва шевелились, будто бы она что-то говорила в забытье. Под прикрытыми глазами пролегли фиолетовые тени. Заострившиеся черты лица и впалые щёки всё, что осталось от некогда блистательной Клоранс, урожденной д'Арси, герцогини Одемар.

Женщина умирала. Все познания и усилия монахинь были тщетны, ранение было крайне тяжелым. То, как она продержалась пять дней труднейшего пути без помощи лекарей, было удивительным, но и смертельным для неё. Несмотря на недавно сменённые простыни, алое пятно снова начало проступать из-под сложенных на груди рук несчастной.

– Мадам, – в волнении, Луи бросился на колени перед умирающей. Она была старше его всего лишь на год. Видя, как умирала истинная красота, он, как никто другой преклонявшийся перед всем прекрасным, испытывал сейчас сильнейшую душевную муку. Взяв руку несчастной в свои ладони, король тихо позвал:

– Клоранс, вы слышите меня?

Женщина вздрогнула и открыла глаза. Яркие, зелёные глаза, что прежде, придворные поэты наперебой сравнивали с чистейшими изумрудами, теперь потускнели. С величайшим трудом, отбирающем последние силы, она сфокусировала взгляд на прибывшем:

– Луи… вы пришли.

– Да, Клоранс, я здесь. Клянусь, что сделаю всё, чтобы помочь вам, кузина.