Я шикаю на нее и кидаю подушкой:

— Оставь свои шуточки! Все серьезно.

— Праведница нарушила запрет? — мурлычет Айри, бесцеремонно плюхаясь на мою кровать, и успокаивающе гладит по ноге. — Не дергайся, все это делают. А если боишься, что Зепар тебя сдаст, напрасно.

— Так я могла забеременеть?

— Как много беременных демонесс ты видела в академии? — ее смешит моя наивность. — А ведь мы практикуемся каждую ночь.

— Ладно, — заметив, что меня колотит, Лэм, наконец, поясняет: — Здесь все сложнее, чем на земле. Соития недостаточно, потому что ребенок высших — это не только союз тел, но и единство душ. И если хоть у одного из любовников есть сомнения, ничего не случится.

— А я сомневаюсь, что Зепар готов стать отцом, — многозначительно тянет Айри. —  Поэтому умойся, причешись и надень, наконец, самую сексуальную тогу, которая у тебя есть. И он наверняка захочет повторить.

— С чего вы взяли, что это Зепар? — с облегчением отмахиваюсь я.  

Отчисление мне не грозит. Я не мечтала о ребенке, а Люцифер и подавно о нем не думал. Его не волнует ничего кроме собственного удовольствия.

— Не Зепар? — Лэм округляет глаза. — А кто? Неужели Фариэль?

— Нет, наверняка это парень из летной команды, который не пропускает ни одной необращенной. Как там его? — Айри щелкает пальцами, пытаясь вспомнить.

— Ярон? Вряд ли, он давно с Сииной.

— Тогда, может, Данталион? — Айри мечтательно прищуривается. — Он весьма недурен для своих лет. Я бы не отказалась размять его старые косточки.

— Или Ромуил? — хихикает Лэм.

Последнее предположение вызывает у меня приступ кашля:

— Издеваетесь?

Еле остановив шквал вопросов, я собираюсь на занятия. Перемерив больше половины нарядов из шкафа, Лэм и Айри уходят первыми. Я планирую их догнать, но обнаруживаю на пороге спальни небольшой ларец, обтянутый черной кожей. Узор на пряжках по бокам напоминает всполохи пламени.

Приподняв крышку, я вижу кусок пергамента с тремя словами, от которых меня передергивает:

«Ты кое-что забыла».

А под запиской лежит несколько смятых перьев.

— Вот мерзавец! — я в негодовании отшвыриваю ларец в угол.

Люцифер снова глумится! Даже добившись, чего хотел, он продолжает унижать!

— Чтоб у тебя крылья отвалились!

Я перебираю все известные проклятия и к вечеру взвинчиваю себя до предела. И даже позволяю Лэм втиснуть меня в блестящий корсет и обтягивающую кожаную юбку, которая едва прикрывает ноги. Теперь мы втроем похожи на девиц из бэк-вокала второсортной рок-группы, которые толком не умеют петь и славятся развязным поведением. Айри довершает образ ярким макияжем и с гордостью резюмирует, глядя на мое отражение в зеркале:

— Зепар оценит!

— Говорю же, у меня ничего с ним нет!  

— Будет, — обнадеживает она. — Не с ним, так с кем-нибудь еще. Такой наряд нельзя не заметить.

Отчасти Айри оказывается права. Впервые за время обучения на меня, наконец, обращают внимание. Ангелы расступаются, пропуская на трибуну к демонам, те одобрительно кивают и здороваются, а сидящие на отшибе необращенные смотрят с укоризной. К началу небесных гонок мне хочется забиться под скамью — я не готова к прицельным взглядам со всех сторон.

Шум толпы и звуки горнов становятся громче. Зрители в предвкушении и не сдерживают эмоций. Перед трибунами медленно пролетают участники команд, делая почетный круг.

— Не могу выбрать, кого тащить в постель сегодня вечером, ­— восхищенно стонет Айри, перегнувшись через перила.

— И я, — вторит ей Лэм, провожая Теониса похотливым взглядом. — Кто же знал, что у святоши такое тело!

У игроков действительно есть, на что посмотреть — короткие тоги едва прикрывают мускулистые фигуры.

— Жаль, самый горячий занят, — Айри кокетливо улыбается Люциферу.

Тот, словно услышав, подмигивает Инферне. От восторга она разве что не стекает по скамье. Я не могу смотреть в его сторону. Лицо пылает, и если бы не слой пудры, мерзавец сразу бы догадался, что снова меня смутил. В отместку я машу Теонису. Заметив разительные перемены в моем облике, ангел округляет глаза, но ему хватает такта, чтобы кивнуть в ответ.

— Да, блондинчик хорош, — одобрительно вздыхает Лэм.

Айри тычет ее локтем в бок:

— Ты куда уставилась? 

— Я одним глазком! — оправдывается Лэм. — Я же не собираюсь… с ним… А вот нашей тихоне он бы подошел.

Я чувствую на себе пристальный взгляд Люцифера и изо всех сил изображаю веселость. А когда кто-то из демонов протягивает фляжку с жидким маревом, не раздумывая, опрокидываю в себя почти половину. Пусть проклятый лицемер видит, что мне не больно. В итоге к стартовым фанфарам я уже изрядно пьяна.

Словно в тумане я наблюдаю за несущимися по кругу участниками. В полете они передают друг другу командные стяги. Полотнища развеваются на ветру, а крылатые фигуры мелькают подобно молниям. Эстафета длится несколько секунд, и затем из каждой команды выбывает самый медленный. От черно-белых всполохов мне дурно — к горлу подступает тошнота. Проклиная жидкое марево и Люцифера, я свешиваю голову вниз, и вижу, как под трибунами что-то темнеет. В глазах двоится, и, кажется, что странная бесформенная фигура шевелится.

— Последний круг! — громогласно сообщает судья, и зрители кричат в экстазе. — Состязаются лучшие!

Остались Теонис и Люцифер, кто бы сомневался. С сосредоточенными лицами они выходят на круг. Вцепившись в перила, я пытаюсь выпрямиться. И делаю глубокий вдох, чтобы не стошнило — и без того позора хватает. Туманный сгусток перемещается вдоль трибуны и, наконец, растворяется в дымке.

В полете Люцифер замечает  движение, удивленно поворачивает голову… и Теонису хватает этой заминки, чтобы его опередить.

— Золотой стяг в небе! — провозглашает судья под всеобщий рев. — Победа за ангелами!

Под шквал аплодисментов и приветственных криков Теонис проносится над зрителями. Ангелы и необращенные ликуют, лишь среди демонов стоит недовольная тишина.

— Поверить не могу, — возмущается Айри. — Люцифер никогда не проигрывает небесные гонки.

— Ничего, Инферна его утешит, — ядовито цежу сквозь зубы я, решаясь взглянуть в сторону Люцифера.

Вопреки ожиданиям, тот кажется не удрученным, а настороженным. Ни ярости, ни сжатых кулаков — кивая судье и Теонису, он снова косится под трибуну. Такое поведение подозрительно. Люцифер амбициозен, и вряд ли упустит возможность скабрезно высказаться об удачливом сопернике. Но он молчит.

Когда все начинают расходиться, я чуть отстаю. Пьяный дурман выветривается из головы, и мне больше не нужно опираться на перила. Скамьи быстро пустеют — ангелы, демоны и необращенные спешат отметить победу или залить досаду от проигрыша. Оставшись в одиночестве, я резко поворачиваю и ныряю под деревянный настил. Глаза быстро привыкают к полумраку, и сначала я не вижу ничего странного, лишь толстые отполированные столбы, поддерживающие основание, на котором расставлены скамьи.