Возле нашего дома я соскакиваю на землю и застываю. Путь через лужайку займет несколько секунд, но я не могу сделать и шага. В окне вырисовывается до боли знакомые силуэты — отец и Андреа убирают посуду со стола. Отрешенные, с осунувшимися лицами, словно переживания и скорбь их состарили.

Мне хочется бежать к двери со всех ног… но что я скажу? Любые слова разбередят раны. Я не имею права сделать им еще больнее.

— Я скучаю, — шепчу я едва слышно.

И зажмуриваюсь, словно это поможет отпечатать в памяти родные лица. Я больше никогда их не увижу. Не подойду. Не заговорю. Даже если сердце будет раздирать от тоски.

Пора отпустить прошлое.

— Иви? — меня отвлекает звонок велосипеда — по боковой дорожке несется Тимми на своем облепленном стикерами байке. — Ты вернулась?

Со счастливой улыбкой брат соскакивает на землю и замирает, не решаясь приблизиться.

Немыслимо! Как он узнал? Ведь смертные видят только мое временное тело.

— Почему ты молчишь? — отчаянный взгляд Тимми устремлен на меня.

Я еле нахожу в себе силы медленно отступить назад.

— Не уходи! — он протягивает ко мне руку.

Господи, что за наваждение? Как же хочется сжать в ответ его маленькую ладошку!

Тяжело вздохнув, я ныряю в заросли аккуратно постриженных кустов у соседского забора и кидаюсь к заднему двору. Только бы Тимми не вздумал меня преследовать!

Но он не планирует погоню — ему не терпится поделиться открытием.

— Мам, пап, я видел Иви! — топот ног удаляется к дому.

Повернув за угол, я трясущимися руками вытираю слезы.

Может, стоило использовать этот последний шанс и открыться Тимми? Сказать, как сильно его люблю. Дать последнее наставление.

Сдерживая рыдания, я обхватываю себя за плечи, словно это может вернуть самообладание.

Хватит! Нельзя быть эгоисткой. Родные должны идти дальше — принять и жить. Без меня.

Подняв голову, я встречаюсь взглядом с Люцифером — нахмурившись, тот следит за мной с противоположной стороны улицы. Я жду всплеска ярости или привычного злословия, но он лишь равнодушно констатирует:

— Ты не стала разговаривать с мальчишкой.

— Так ему будет только хуже.

— Не перестаю удивляться глупости смертных. Вам дан такой маленький отрезок времени, а вы тратите его впустую. В погоне за чужим мнением, в войне с собственными сомнениями или в плену переживаний о том, что вы не в силах изменить.

Чертов философ! Сам бы попробовал разом лишиться всего, и тогда я бы послушала его рассуждения.

— Да! — мне удается выдержать презрительный взгляд. — Я не умею отпускать свою боль!

Люцифер отворачивается и бросает через плечо:

— Значит, придется научиться.

Вечером в беседках можно встретить лишь редкие влюбленные парочки — вот уж кого не остановят призывы к осторожности. В связи с запретами Визария по саду почти никто не гуляет, поэтому я наслаждаюсь тишиной и одиночеством. И пытаюсь рисовать.

Вечнозеленый кипарис прячет меня от любопытных глаз из окон замка, а крылатая статуя закрывает со стороны тропинки. Воистину идеальное место, чтобы сосредоточиться и разбудить вдохновение. Разложив на коленях белоснежный лист, я чувствую, как сердце наполняется теплом и чистой радостью. Наверное, это и есть благодать.

Солнце еще не скрылось за макушками деревьев. Меня завораживает игра света и тени на одухотворенном лице херувима, но руки почему-то не способны воспроизвести и десятую долю красоты, которую видят глаза. Грифель царапает бумагу, стараясь передать объем и форму, ретушь добавляет мягкости, но даже через час результат далек от совершенства.

— Знал, что найду тебя здесь, — из-за статуи выглядывает Теонис.

Какой он все-таки забавный. Сам же вчера показал мне это место после праздника в честь победы. Который, к слову, прошел в разы спокойнее фееричных попоек демонов — никакого жидкого марева и похотливых взглядов, лишь искренние слова благодарности Творцу и гимны под звучание горнов.

— Я предсказуема, — пожав плечами, я нервно загибаю краешек листа.

— Рисуешь?

Вот уж Капитан Очевидность.

— Что, слишком земное занятие?

— Почему? — удивляется он. — Фрески, к примеру, доверяют лишь избранным.

Мне вряд ли светит такая перспектива. Я и статую толком изобразить не смогла, что уж говорить о ликах святых. С грустной улыбкой я откладываю грифель. Почувствовав мое настроение, Теонис усаживается напротив и опирается спиной о мраморный постамент:

— Что тебя тревожит?

Ему я могу признаться, не таясь и не рисуясь:

— Завтра Юстиана будет читать наши мысли. А я… никак не сосредоточусь.

Он понимает с полуслова.

— Все еще думаешь о смертной жизни?

И в этом главная проблема. Если для Теониса я как открытая книга, то и Юстиана прочитает без труда.

— Мне нужно получить задание! — я в отчаянии стискиваю кулаки. — Иначе я так и буду продолжать искать истину там, где ее нет. Все твердят, что пора идти дальше. Но как это сделать, если стоишь на месте?

— Это правильные мысли, — улыбнувшись, Теонис подается вперед и легонько сжимает мои плечи. — И ты выбрала правильное место для успокоения.

Если бы. По сравнению с первым днем на небесах мне значительно лучше, но в глубине души по-прежнему не затихают сомнения. Готова ли я? Смогу ли приглушить свою боль и действовать во имя благой цели? А вдруг я недостойна такой миссии?

— Закрой глаза, — шепчет Теонис. — И отпусти прошлое.

Я послушно смыкаю веки, и тревога, наконец, отступает.

— Легко говорить тому, кто не умеет чувствовать! — я догоняю его и замахиваюсь, чтобы от всей души врезать, но неожиданно земля приходит в движение.

Не проваливается, не сотрясается, а медленно скользит — нас тянет вперед к открывшемуся проходу сквозь лимб.

— Что происходит? — я не могу ни взлететь, ни толком пошевелиться.

От ужаса ноги деревенеют.

— Сгруппируйся! — командует Люцифер, и через секунду нас выбрасывает в огненный тоннель.

В свободном падении меня закручивает. Я снова в привычном теле. Крылья не слушаются, а руками не зацепиться — страшно приближаться к горящим стенам. Я не могу сбавить скорость, пока перед глазами не мелькает черная тень.

— Не дергайся, — обхватив за талию, Люцифер прижимает меня к себе.

В другой момент я бы непременно съязвила и вырвалась, но сейчас могу лишь вцепиться в напрягшиеся плечи. Лицо Люцифера серьезно. Расправив крылья, он парит в воздушном потоке сквозь ревущее пламя и сосредоточенно вглядывается вперед.