Возле ночного клуба толпится народ, в основном подростки иочень вызывающе одетые девушки. На тротуаре поблизости две патрульные машины смигающими маячками, на входе двое загораживают дорогу.

— Что случилось? — спросил я.

Мне ответили из толпы зевак:

— Авторитета арестовали… Сейчас там его подельниковвяжут, протокол составляют… Эх, вечер испортили.

Лисенок горестно охнул:

— Жаль, клуб такой большой… Я в нем еще не была…

Я развел руками:

— Извини, я не знал, что будет такая катавасия… Уж и незнаю… Куда-нибудь в ресторан?.. Или пойдем ко мне, вот мой дом рядом. А поестьнайдем. И музыка тоже есть.

Она тяжело вздохнула:

— Пойдем.

Я поставил машину на охраняемую стоянку, это прямо переддомом, консьержка проводила Лисенка любопытствующим взглядом.

Я открыл дверь в квартиру и пропустил вперед Лисенка. Онаохнула и остановилась испуганно.

— Ой, — прошептала она тихонько, — там кто-тоесть… Ты ошибся?

— Все в порядке, — сказал я. — Это я, когдаподъезжали к дому, дал команду наполнить ванну и приготовить ужин. А сейчас вонслышишь?

Со стороны кухни раздался короткий взрыв размалываемыхзерен, затрещало, защелкало, словно кто-то палит из пулемета с сотней стволов.Лисенок зашла с опаской, заглянула в ванную, там все еще из крана бежит вода,робко вступила на кухню, повела курносым носиком.

— Ух ты, пахнет вкусно… Как ты такое сделал?

— Да это нетрудно, — ответил я, — тому, ктоумеет. Через пару лет упростят и напишут проги для домохозяек, тогда будет вовсех магазинах… Туалет вон там.

— Спасибо.

Уже успокоившись, она пошла к указанной двери, на порогеоглянулась с задорной улыбкой.

— Так показать мою родинку?

— В другой раз, — ответил я.

Пока она отсутствовала, я проверил кухню, она постаралась пополной программе, ничего не подгорело, как у меня бывало вначале, и невыключилось раньше времени. Я разложил по тарелкам ломти сочного зажаренногомяса, гарнир, посыпал зеленью и налил в фужеры красного вина.

Лисенок вышла с капельками воды на длинных ресницах,принюхалась:

— Как вкусно пахнет! Это она сама?

— Умница, правда? — спросил я.

— Еще какая!

— Садись.

Я щелкнул пультом на брелке, под потолком вспыхнула люстра.Лисенок ахнула в который уже раз.

— Как ты это делаешь?

Я бросил ей крохотный пультик, она ловко поймала.

— Вот смотри. Тут можно по-разному… А вообще-то сейчасставят системы, чтобы по хлопку ладонями или кодовому слову. Так еще удобнее.

Пока она игралась со светом, включая то по одной лампе, тоцелыми гроздьями, я проверил таймер на кофеварке, пока тоже без сбоев, и взял вруки нож и вилку.

Лопала она с аппетитом, глаз не отрывала от роскошногоэкрана. Блюрейки в России только начали появляться, стоят дорого, фильмов наних почти нет, а что есть, то на английском, но зато какое изображение, она сзачарованным видом даже промахивалась ложкой мимо рта.

— Здорово, — прошептала она наконец, — просточудо… ты прям олигарх!

Я засмеялся.

— У меня нет ни яхт, ни самолетов, ни даже дачи. Аквартира такая потому, что сам налаживаю эти системы. Тебе какой кофе?

— А что, можно разный?

Я сказал гордо:

— Мой автомат держит в памяти двести рецептов!

— Ого! Все перепробовал?

Я удивился:

— Женщина я, что ли? Мне и одного хватает.

Она расхохоталась, показывая молоденький ротик с розовымязычком и белыми нестертыми зубками.

После кофе я потащил ее в постель, все-таки там удобнее, чемна кухне или на канцелярском столе, я не любитель даже скромного экстрима. Она трудиласьвовсю, прилежная, как школьница, стараясь уловить все мои желания, потомуоргазма достигла на полминуты раньше меня. Может быть, даже не притворилась.

— Хорошо у тебя, — сказала она, приводя в порядокдыхание. — Твои сегодня не приедут?

Я не стал говорить, что неженат, а то размечтается, ответилкоротко:

— Нет. Хочешь остаться?

— Если можно…

— Позвони родителям, — сказал я.

Она отмахнулась:

— Да это не обязательно. Они у меня продвинутые.

— Все равно позвони, — сказал я строго. — Воттакой я старорежимный.

Она вздохнула, затем с недовольной гримаской послушновытащила мобильник:

— Мама, привет!.. Это я, Лисенок… Да, все в порядке.Мама, я заночую сегодня здесь… Ну, не дома, мама!.. Да нет, я в тот гадюшникбольше не пойду!.. Ладно, хорошо. Пока, целую.

Она вздохнула, но тут же лучезарная улыбка согнала морщинкусо лба. Улыбнулась мне с видом: что, съел? Не удалось от меня сразу избавиться,мама разрешила!

— Что она сказала? — спросил я.

— Только не пей, — ответила она послушно, какученица, — и не кури.

— В постели?

— Нет, вообще, — объяснила она. — Мамасчитает, что курить вредно.

— Действительно, продвинутая у тебя мама, —проговорил я. — Ну ладно, а теперь что-то ты забыла про свою отпаднуюродинку. Давай показывай.

Она расхохоталась.

— Еще не рассмотрел?

— Мужчины к мелочам не присматриваются.

— Ну тогда смотри. Правда, классная?

— Ну, — протянул я, — вообще-то… на такомместе, конечно… А губки бантиком у тебя как из лучшего косметического салона.

— Хирурги ни при чем, — заверила она гордо. —Это я сама такая замечательная!

…Она заснула в моих объятиях, совсем еще ребенок, дажесиськи не отросли как следует, а уже это самое «раскованная инезакомплексованная». Я еще застал старое доброе время, когда девчонкамкричали: «Покажи сиськи!», но показывали только самые раскованные, а были итакие, что стеснялись. Теперь вот: «Покажи вагину». И показывают. По-моему, ужевсе, кранты. Дальше идти некуда.

В смысле, человекам идти дальше некуда. А если искатьудовольствия и даже наслаждение в науке, искусстве, исследованиях — то это ужеобласть зачеловека…

С этой оптимистической мыслью, уж я точно им стану, аостальные пусть идут лесом, заснул мирно и спокойно.