Михаил попытался припомнить приличествующий случаю отрывок, да, так и не вспомнив, махнул рукой. Вечером вспомнит. А не вспомнит — так там будет занятие поинтересней. Эх, хорошо б побыстрей добраться до цивилизованных мест. Хотя бы до Рима или Равенны. А там уж и до Константинополя рукой подать. Хороший подарок преподнесет базилевсу, вернее, его матери он, Михаил Склир, когда-то богатый, а ныне, увы, почти разорившийся торговец. Всю свою жизнь торговал ромей живым товаром. Руку набил и глаз — потому сразу и отметил Трэля, верней Никифора. Родители его были видными иконоборцами и слишком честными людьми — не смогли вовремя переориентироваться, когда императрица Феодора под влиянием страшных восстаний многочисленной черни решилась-таки заменить иконоборческие установления Исавров на нечто совсем противоположное. И выиграла! И получила благословение церкви и, что немаловажно, немалые деньги. Михаил Склир, тоже иконоборец, проиграв всю малоазийскую выручку на скачках, тоже, как оказалось, выиграл — предав своего друга Коснтантина Дреза, отца Никифора. Именно он, Михаил, организовал нападение пиратов на корабль, на котором семья Константина возвращалась в Константинополь из Фессалоник. Те и подстерегли добычу совсем недалеко от Смирны, наплевав на весь императорский флот. Тем более что императорский флот в тот день «забыл» о пиратах. Забыл по приказу свыше. Ни один огненосный дромон не показался в море! А разбойники словно это и знали. И почему бы не знать, коли пиратский предводитель Савва Одноглазый был одно время начальником работоргового каравана богатейшего константинопольского негоцианта Михаила Склира?

Славное было дело. И как гладко прошло, на редкость удачно. Константин Дрез был не последним человеком в Византии, и его казнь — даже при явных уликах — явно не вызвала бы одобрения вельмож и просто влиятельных в государстве людей. А так — сгинул и сгинул. Пираты — они такие. Не спросят, кто такой, — быстро головенку открутят. Теперь вот оказалось, что сын Константина жив. Вот он, на кнорре! Он ли? Он, он! Те же глаза, то же лицо, да еще и крестик, сработанный знаменитым мастером Козьмой Левантийцем, тоже, кстати, иконоборцем. Может, не трогать его пока? Хотя — почему бы нет? Все равно рано или поздно — а в цепи заковать придется. Хороший будет подарочек императору, вернее — его окружению. У Константина остались влиятельные родственники, и не только в столице. Теперь можно будет на них нажать, поводить за нос, поторговаться — просто замечательный простор для интриг открывается, жаль, самому только в начале поучаствовать и придется. Ладно, посмотрим сегодня, что за человечек Никифор. Может, и еще куда удастся его приспособить?

Расправив прямоугольный парус, кнорр фриза Адальстана держал курс вдоль выступающего берега Восточной Англии. Погода была солнечной, ветер — попутным, и ничто не предвещало нового несчастья. Тем более что где-то здесь поблизости находился и значительный флот Рюрика Ютландца, «крышевавшего» Адальстана, впрочем, и не только его одного.

Тот же попутный ветер нес на зеленоватых волнах стремительного зверя пучины — драккар «Транин Ланги» под командованием предателя и клятвопреступника Горма. Горма по кличке Душитель. Не так уж и боялся Душитель Ютландца, хоть и ожидал встретить в здешних местах его флот, — старые знакомые они меж собой были, Горм и Ютландец, а уж старые знакомые всегда смогут договориться. Поэтому, не обращая внимания на то появляющуюся, то исчезающую тень кораблей где-то на горизонте, Горм гнал драккар вперед, туда, где на фоне холмистого побережья Англии маячил парус торгового кнорра, недавно замеченного с мачты впередсмотрящим.

— Вот и первая добыча! — потирал волосатые руки Душитель. — Уж ясно — не пустой идет кнорр из Мерсии!

Предчувствуя близкую поживу, его приспешники согласно кивали головами, желая лишь одного — скорей бы.

— Уж я не буду прятать добычу от людей, как делал этот щенок Хельги, — стоя на корме, бахвалился новоявленный морской ярл. — Поделим сразу, по-честному, по справедливости. А уж если попадутся на кнорре девки — достанутся всем!

— Слава великому Горму! — громче всех выкрикнул Приблуда Хрольв. Круглое, похожее на сковородку, лицо его сияло от возбуждения. Ему с умильной улыбкой столь же громко вторил Дирмунд Заика, прикидывая, как бы половчей соскочить из обреченной команды этого авантюриста Душителя. Один корабль — это один корабль. Всякое может случиться. На кнорре, чай, тоже воины найдутся…

— Мы нагоним его вечером, — прикинув расстояние, уверенно заявил кормчий. — Сразу после захода солнца.

— Отлично! — хлопнул в ладони Горм. — Готовьте секиры, ребята!

Солнце садилось за лесистыми холмами Восточной Англии, темнело, и Адальстан направил кнорр ближе к берегу. Не хотелось бы в полной тьме оказаться в открытом море. Ладно хоть были б видны звезды, но ведь, похоже, туманилось.

— Пойдем спать, Никифор. — зевая, позвал юношу ромей. — Заодно сделаю тебе массаж — не будут так ныть ребра.

Трэль неохотно оторвался от зрелища заходящего солнца. Ох уж этот Михаил! Пристал со своим массажем. И так бы прошли ребра, в первый раз, что ли? Тем не менее обижать купца не хотелось, и юноша, стараясь не зацепить ногой кого-либо из спящих прямо на палубе матросов первой смены, осторожно пошел к носу, где, прямо на носовом возвышении, желтел шатер ромейского купца. Вообще-то раньше ромей спал на корме, в одной каюте с Адальстаном. Но вот сегодня, ссылаясь на жару, велел разбить для себя шатер. Что ж, у каждого свои причуды.

Михаил встретил гостя приветливо. Предложил дорогого вина, лично помог снять тунику.

— Ложись на спину, друг мой. — Поставив оловянный кубок на небольшой столик, купец показал рукой на ложе, устланное мягкими овечьими шкурами. — Закрой глаза… расслабься…

Трэль сделал так, как ему сказали, чувствуя, как ловкие пальцы купца забегали по его животу и груди. И вправду — через некоторое время боль стала легче. А ромей не унимался, руки его, словно невесомые птицы, гладили грудь юноши все сильней, с какой-то затаенной страстью…

— Не открывай глаза, — шептал Михаил. — Не надо…

Трэль и не собирался открывать, пока не почувствовал своими губами соленый вкус чужих мужских губ.

— Тьфу!

Отплевываясь, он сбросил с себя тяжелое навалившееся тело. Купец оскалился, словно лишенный добычи волк, и, зарычав, вытащил из-за пояса длинный узкий кинжал…

Поглядев в разъяренные глаза ромея, Трэль увидел там собственную смерть и немедленно выскользнул из шатра.

— Корабль! — вдруг истошно завопил часовой. — Корабль прямо у левого борта!

И тут же с вражеского корабля — приземистого и узкого драккара — полетели на кнорр копья, секиры и стрелы. Трэль отчетливо увидел, как одна из стрел, пронзив обнаженную грудь Михаила, окровавленная, вышла между лопатками. Коварный обольститель упал и, выгнувшись дугою, застыл с быстро стекленеющими глазами.

Умер, подумал Трэль.

Впрочем, особо думать было некогда. На палубу с воплями запрыгивали викинги. Уклонившись от летящей секиры, юноша перегнулся через борт и удивленно вскрикнул. Он узнал корабль! У левого борта фризского кнорра как ни в чем не бывало покачивался на волнах до боли знакомый драккар «Транин Ланги», лучший боевой корабль Сигурда, покойного бильрестского ярла, ныне принадлежащий новому ярлу — Хельги, сыну Сигурда.