— Эй! — дико закричал Трэль прямо в лицо прыгнувшему на борт викингу, в котором почти сразу узнал старого знакомого — Дирмунда Заику. Заика что-то вопил и вращал над головой небольшой палицей. — Эй, Заика! — снова закричал парень. — Это ж я, Трэль. Трэль Навозник. Где Хельги?

— Ах, Хельги? — осклабился Заика. — Т-тебе нужен Хельги? Так отправляйся же к нему, Навозник!

С этими словами Дирмунд Заика ударил вольноотпущенника палицей по голове. Вернее, это он целил в голову, да Трэль не стал дожидаться удара, уклонился и, заехав Дирмунду кулаком в морду, с разбега бросился в воду, благо берег был рядом. Ничего себе, думал он, плывя, если свои так встречают, что же говорить о чужих?

С кнорра в воду прыгали многие, и пираты, похоже, заметили это. Оставив на захваченном судне часть викингов, «Транин Ланги» ходко пошел к берегу.

Похоже, их предводитель знает здесь все мели, подумал Трэль, прячась среди вересковых кустов. Он нарочно проплыл подальше к югу. Кто знает, что там на уме у этих? Что-то не видно средь них ни Хельги, ни толстяка Харальда. Даже худенькая фигурка Малыша Снорри и та не мелькает. Что же со всеми ними случилось? Убили? Да ведь не могли же всех сразу! И что делать потом, утром? Куда идти? Хотя, конечно, главное — спрятаться, а там видно будет. Ведь сдернули же куда-то Ирландец и этот противный рыжий пацан, Вазг. Неизвестно, как Ирландец, а рыжий уж точно никаких языков, окромя родного, не знает. Но ведь ушел же! Значит знал, куда…

Трэль вдруг вздрогнул, повернувшись к морю. На фоне черных волн пылал неестественно яркий костер, и желтые языки пламени, казалось, лизали небо. Это горел кнорр, торговое судно неудачника Адальстана. Что сталось с ним — о том сейчас думать не хотелось, что же касается ромейского купца Михаила, то туда ему и дорога. Трэль поежился — все-таки ночью было довольно прохладно. Интересно только, врал этот Михаил про родителей или нет? Ну, пока можно считать, что врал, — все равно от этих знаний в ближайшее время не будет никакого толку. А вот на будущее… На будущее нужно запомнить. Константин Дрез. Клавдия. И этот… Козьма… Козьма Левантиец.

Всю ночь пираты ловили и добивали уцелевших. Немало «кровавых орлов» вылетело этой ночью из растерзанных спин несчастных фризов. Страшные крики уцелевших, казалось, должны были привлечь на побережье всю королевскую стражу. Если, конечно, в этой местности был король и его воины не боялись злых демонов ночи. Никто так и не пришел. Видно, не было здесь короля, либо воины были трусливы.

А пираты ушли еще до восхода. Напоследок здоровенный верзила в алом плаще, сняв шлем, с видимым удовольствием осмотрел дело своих рук. Трэль узнал его, даже не особо присматриваясь. Верзила Горм, из бывших викингов Хастейна. Так вот, значит, кто командует теперь лучшим кораблем Сигурда! А о судьбе Хельги и его друзей можно теперь строить лишь самые печальные предположения.

Утром, когда вокруг защебетали, запели птицы, Трэль выбрался из кустов и, накинув на себя чей-то сорванный плащ, погруженный в невеселые мысли, побрел, не особенно-то выбирая направление, проще говоря — куда глаза глядят. А глаза глядели на дорогу. Укатанную, наезженную, широкую, видневшуюся за соседним холмом. Да, дорога была. Куда она только вела?

— Я знаю, он был здесь. — Магн подложила под голову руки и уставилась в голубое небо с редкими бегущими облаками, белыми-белыми, словно первый снег в горах Халогаланда. Они с Хельги, обнаженные, лежали в копне свежего сена, и легкий ветерок, обдувая разгоряченные любовью тела, приносил свежий запах лаванды и мяты.

— Кто — он? — привстав на локте, переспросил Хельги, стыдливо любуясь высокой грудью девушки. — Который раз ты говоришь мне об этом, так ничего и не поясняя.

— Придет время — и ты узнаешь, — улыбнулась Магн, жутко красивая, словно древняя жестокая богиня.

Хельги не мог бы сказать, что за чувство охватывало его при виде этой странной — не от мира сего — девчонки. Была ли это любовь? Скорее, нет. Он любил Сельму, любил чисто и безоглядно, той самой любовью, трепетной и нежной, которую воспевают скальды. Что же касается Магн… Нет, здесь было другое. Молодой ярл не чувствовал стыда — в конце концов, ярлу дозволялось иметь несколько жен, и он ничуть не считал произошедшее изменой, да это и не было изменой, как не были изменой отношения с наложницами. Правда, Магн была не наложница… И от одного ее взгляда Хельги терял над собой контроль, взгляд этот проникал в самые глубины сознания, в самую душу. И тогда в голове снова — как и когда-то — начинали бить барабаны и ужасный скрежет уносил сознание Хельги в такие высоты, с которых, казалось, не было возвращения. Но он все-таки возвращался — и не помнил, что он делал с Магн или, скорее, Магн делала с ним. Ему иногда казалось, что девушка часто смотрит словно бы сквозь него и, обращаясь, адресует свои слова вовсе не ему, Хельги, а кому-то другому. Странное это было чувство. Странное и тягостное. И немножко страшное.

— В монастыре никого не убивали? — внезапно, как и всегда, поинтересовалась Магн. Странный вопрос. Убивали ли кого-нибудь в монастыре? Да вроде пока нет. Если только рядом… — Рядом? — резко напряглась Магн. — Расскажи.

— Да что тут рассказывать? — Хельги пожал плечами. — Третьего дня монахи нашли у дороги два мертвых тела — какого-то паломника и рыжего мальчишку. Да мало ли их здесь, паломников и мальчишек.

— Да, пожалуй, это не то, — согласилась Магн. — А может, и то… — задумчиво произнесла она. — Не знаю пока…

Девушка резко прижалась к Хельги всем телом и дразняще провела ладонью по его животу.

— Что ты лежишь, словно колода? — прошептала она. — Я же все-таки женщина…

Двое крестьян — зависимых от монастыря лэтов, — ругаясь, грузили в телегу трупы — худого парня, по виду паломника, и рыжего мальчишки, похоже, не местного. Погрузив, присели отдохнуть в тени кустов дрока, один достал плетеную флягу, сделав долгий глоток, протянул другому:

— Хороша водица!

— Лучше б там у тебя был добрый эль, дядюшка Эрмендрад, — тоже отпив, усмехнулся тот. — По-моему, — он понизил голос, кивая на трупы, — зря мы тут с ними толчемся. Закопали б здесь, не говоря худого слова, монахи прочли бы молитвы, какие надо… Я прав, а?

— Неправильно говоришь, братец Оффа, — покачал головой Эрмендрад. Он был постарше, этакий типичный крестьянин себе на уме, одетый на первый взгляд в рвань, но если хорошо присмотреться, и узкие штаны, крашенные в скромный коричневый цвет корою груши и дуба, и такого же цвета туника — все было из добротной шерсти, а пришитые яркие заплатки… вряд ли они скрывали дыры. На ногах у Эрмендрада ловко сидели башмаки из лошадиной кожи, подвязанные на щиколотках крепкими сыромятными ремешками, густые седоватые волосы прикрывал круглый колпак, отороченный заячьим мехом. Морщинистое лицо крестьянина, несколько вытянутое, с чуть длинноватым носом и небольшой бородкой, отнюдь не казалось изможденным. Глубоко посаженные глаза неопределенного цвета выдавали недюжинный, тщательно скрываемый ум. Хоть и был Эрмендрад зависимым лэтом, работал на монастырь несколько дней в неделю, но и свою землицу не забывал: неслись у него и куры, и утки — яиц на оброк хватало, — да и пара коровенок была, и лошадь. А что ж — семью-то кормить надо: жену, Эрдигарду, да шестерых детей, из которых трое старших — вполне в хозяйстве помощники. Как удавалось так вот жить Эрмендраду — довольно-таки зажиточно, — один Бог знал… да еще военный вождь данов. Темными ночами частенько приходили в хижину Эрмендрада тихие неприметные люди — датский херсир хоть исправно платил монастырю дань, все ж таки не рисковал оставить без присмотра ушлого настоятеля. А Эрмендрад богатство свое на показ не выставлял — умен был. Его напарник, молодой парень Оффа, с круглым простоватым лицом и светло-рыжими волосами, смотрел на мир проще: если уродился лэтом — значит, сам Бог велел на монастырь работать.