вас больше не осталось козырей. Но, мне кажется, что она оптимистка для меня больше, чем для себя. Ты же — настоящая оптимистка.

— Даже если ты меня уволишь за то, что я живу в машине, Мамфорды со мной не распрощаются. И у меня остается три других клиента, и еще несколько человек, которые хотели нанять меня, когда мой график будет свободнее. Я могу уточнить у них. Так что я бы не сказала, что на руках у меня больше не осталось козырей.

Не знаю, улыбаться ли из-за того, что она такая сильная, — о существовании этой черты в ней я и не подразумевал, — или обидеться на то, что она так плохо думает обо мне.

— Я бы никогда не уволил тебя за то, что ты бездомная.

— Чувак… у меня есть машина.

— Я не собираюсь спорить с тобой из-за терминологии. — Я массирую виски. — Давай занесем твои вещи в дом.

Я открываю дверцу.

— Что? Нет! Зачем?

Сунув голову обратно в салон, поднимаю брови. Она серьезно?

— Чтобы устроить тебя в более безопасном месте на ночлег, пока ты не разберешься со своими делами.

— Не нужна мне ни твоя жалость, ни твое милосердие. И я определенно не хочу, чтобы ты рассказывал об этом Сьюзи.

— Держу пари, ты хочешь в душ. Бьюсь об заклад, твой кот хочет спастись от жары.

Я закрываю дверцу, затем медленно открываю ее хэтчбек.

Твою мать… как так можно жить?

Вещи высыпаются на землю. Эмерсин выскакивает из машины и торопится их собрать, в том числе, трусики, зацепившиеся за бампер.

— Просто… — Она съеживается и пытается оттолкнуть мои руки, когда я тянусь к ее вещам. — Дай я сама. Не нужно заносить внутрь все вещи только для того, чтобы принять душ и дать Гарри Паутеру отдохнуть от жары.

— Сюзанна будет настаивать, чтобы ты осталась.

Она молниеносно сдергивает лифчик с моей кроссовки.

— Вот почему мы ей не скажем.

— Я не могу скрывать такое от нее.

Эмерсин лихорадочно хватает с подъездной дорожки сандалии и тюбик помады, прежде чем снова выпрямиться.

— Слушай, Зак, у тебя есть разрешение. По крайней мере, от меня. Я понимаю, что тебе нужно каким-то образом исполнить каждое желание Сьюзи, но ни ей, ни тебе сейчас не нужна прислуга. И ты это знаешь. Сьюзи все еще здесь, с нами, так что тебе нужно сосредоточиться на ней. Вам нужно время наедине. Так что перестань вести себя так, будто выполняешь предсмертную просьбу. Последнее желание. Вынужденное обещание, данное в момент слабости. Или что мучаешься старым добрым чувством вины. Я знаю, она захочет приютить меня, как бродячую собачонку. Но я этого не хочу. Нет. — Она качает головой. — Просто — нет.

— Почему ты всегда даешь мне почувствовать, что немного не уверена во мне?

— Не уверена? — Она склоняет голову набок.

Я пожимаю плечами.

— Не хочу сказать, что думаю, что я тебе не нравлюсь, но ощущения схожи. Ты немного напрягаешься, когда я появляюсь в одной комнате с тобой и Сюзанной, будто порчу вечеринку или по какой-то причине заставляю тебя нервничать.

Ответа я не получаю. Она хмурится на меня, скрещивает руки на груди и отводит бедро в сторону.

Что я такого сделал?

С Заком мои нервы всегда в состоянии боевой готовности.

Во-первых: я невинно увлечена им. Он сам виноват, нечего быть таким идеальным мужем.

Во-вторых: я невинно увлечена им. Он сам виноват, нечего все время выглядит так сексуально.

В-третьих: я невинно увлечена им. На этот раз виновата Сьюзи, нечего было рассказывать мне об их сексуальной жизни. Поскольку она умирает, ей это простительно, и теперь я вынуждена винить Зака еще и в этом.

Если не считать увлечения им, я не умею читать Зака. Я вообще не умею читать мужчин. Если бы я подвергла себя психоанализу, все свелось бы к проблемам с отцом.

Ведя себя так уверенно, как только могу (что немного, поскольку он знает мой секрет, а отвратительный запах от этого секрета доносится из задней части моей машины), делаю глубокий вдох и выдыхаю.

— Я немного заблудилась. И с тех пор, как Сьюзи подружилась со мной, я почувствовала себя чуточку найденной. Вы наняли меня убираться в вашем доме, и я боюсь, что делаю это не так хорошо, как следовало бы. Думаю, ты рад, что я иногда провожу время со Сьюзи в твое отсутствие, но когда ты здесь… я чувствую себя незваной гостьей, потому что…

Зак склоняет голову набок.

— Потому что?

Покусывая нижнюю губу, пожимаю плечами.

— Потому что между вами такая сильная близость. Как только ты оказываешься в одной комнате со Сьюзи и мной, я сразу же чувствую, что слишком у вас засиделась.

Он хмурится.

— Моя жена умирает. Это не… — Зак качает головой.

— Это интимно. Лично и уединенно. Не думаю, что действительно знаю, на что это похоже, но точно знаю, что когда ты входишь в комнату, и она смотрит на тебя… земля чуть замедляет вращение вокруг своей оси. Все эти невысказанные слова, кажется, тяжестью повисают в воздухе. Я едва могу дышать, когда нахожусь в одной комнате с вами.

Зак несколько раз моргает, прежде чем с трудом сглатывает.

— Может, это ты — кислород в комнате. Может, рядом с нами немного трудно дышать. Но я точно знаю, что бы вы двое ни обсуждали, это вызывает у нее улыбку, даже в те дни, когда ей больно. И это утешает меня так, как я не могу выразить. Так что не смей думать, что ты нам мешаешь.

Вот так, последняя капля гордости испаряется, и я сдаюсь, запихиваю несколько вещей в пластиковый пакет и отдаю ему. Затем забираю Гарри Паутера, его лоток и неполный мешок с наполнителем, часть которого рассыпалась по полу машины.

— Дело не в раке. — Я направляюсь к дому. — Мы редко говорим о раке. Думаю, я заставляю ее чувствовать себя нормальной. А нормальность заставляет ее улыбаться.

Я останавливаюсь и жду, пока он откроет дверь, потому что у меня заняты руки.

— Мне кажется, все ее друзья смердят горем и жалостью. Даже когда не упоминают о раке, держу пари, она может видеть его на их лицах.

Он нажимает на дверную ручку.

— А как на нее смотришь ты?

Крепче сжимая извивающегося Гарри Паутера, я пожимаю плечами.

— Наверное, с недоумением, что она относится ко мне как к равной. Не как к наемной помощнице. Не как