– Человек, место которого ты занял, совмещал и то и другое.

– Ладно. В сущности, мистер Давенби, я не собираюсь оставаться у вас надолго.

Он положил лист бумаги на стол перед ней.

– Вот опись, – протянул он ей лист бумаги, – моего погибшего гардероба вместе с суммой компенсации.

Она принялась читать документ, и глаза ее широко раскрылись.

– О, – удивилась она. – Да, теперь я вижу. Все только самого лучшего качества. И вы даже включили стоимость галстука, который отдали леди Шарлотте.

– Ну разумеется.

Она засмеялась. И он поразился едкой веселости, которая прозвучала в ее смехе.

– Итак, я сойду в могилу древним, умудренным опытом стариком с седой бородой до колен, так и не успев выплатить вам за все.

– Надеюсь, теперь все понятно, – произнес он. – Еше одно: прежде чем ты приступишь к своим трудам, подобным подвигам Геркулеса, дай отчет, пожалуйста, о твоем недавнем прошлом: где ты жил, что ты делал и почему с тобой путешествует француженка.

Он следил за ней очень внимательно, но она ничем себя не выдала. Она просто пожала плечами.

– Я заболел в пути и слег в гостинице в Сент-Омере. Берта служила там горничной и ухаживала за мной. Когда она сказала, что хочет сбежать от любовника, который поколачивал ее, и найти себе место в Англии, я согласился взять ее с собой.

– А до того?

Ни малейшей заминки! Ну разумеется, такая, как она, не могла не подготовить подходящую историю заранее. И звучала она вполне правдоподобно. Однако ее рассказ не мог быть правдой, потому что она не молодой человек, как рассказывала, а женщина, которую ему очень хотелось уложить в свою постель.

– Но Англия и Франция находились в состоянии войны, – закончила она. – Мое положение стало слишком неприятным. И вот я здесь.

Дав положил ладонь на стопку документов.

– Тогда лучше принимайся-ка за работу прямо сейчас. Необходимые счета требуется переписать в гроссбух хорошим почерком.

Она открыла гроссбух, легко придерживая кожаный переплет гибкими пальцами.

– Можно поинтересоваться, какого рода дело вы ведете?

– Я заправляю многими предприятиями, Джордж. Ты скоро узнаешь все, что тебе нужно.

– Или все, во что вы сочтете уместным меня посвятить? – усмехнулась она.

Ему захотелось поцеловать ее, как и тогда, в пекарне, всю перемазанную сахаром и специями, но он только жестом указал ей на стул.

– Возможно, цифры помогут тебе постичь природу моих гнусных занятий. И они определенно должны сказать тебе, получаю я прибыль от них или нет.

Она села, очинила перо и приступила к аккуратному переписыванию цифр. Для женщины она имела очень четкий почерк, энергичный и быстрый. Он подумал, что ему предстоит познакомиться с ее почерком поближе. Никакой информации здесь она не найдет. Хотя он уверен, она будет искать тщательно.

Интересный вопрос – зачем? Или, вернее, для кого?

А между тем она, сама того не желая, уже успела ответить на один из его собственных вопросов. «По его приглашению еще одна маленькая птичка собирается поселиться в гнездышке, которое ваша светлость привыкла считать своим». Как убедительно доказывали деловито выбегающие из-под пера буквы так называемого Джорджа Уайта, записка, которой вызвали Мег, написана его собственной рукой. Верная улика, подтверждавшая его догадку, что практически все произошедшее с тех пор заранее спланировано ею.

Оставив ее гнуть спину над гроссбухами, он вышел на улицу. Абдиэль стоял оседланный, мальчишка-конюх держал его под уздцы. Дав выехал на своем гордом жеребце в промозглый холод липких, окутанных туманом лондонских улиц.

Сильвия вышла на конюшенный двор. Фонарь возле кухонной двери ярко светил в густом тумане. Все за пределами двора погрузилось в кромешную тьму.

Сунув руки поглубже в карманы, она подошла к стойлам, где еще один фонарь тускло светился в тумане. Абдиэль опять отсутствовал.

Она едва не засмеялась. Вот проклятие! Ей решительно нечего сообщить Ивширу. В течение двух дней Дав заваливал ее работой, заставляя снимать копии со счетов и совершенно безобидных писем. К ее облегчению, к которому, правда, примешивалось и сожаление, он ни разу не потребовал, чтобы она побрила его и завязала ему галстук, по той простой причине, что дома он практически не появлялся. И все же жаркая волна поднялась у нее под сердцем при одной мысли, что тогда она могла бы коснуться его лица.

Осторожные, как бы случайные расспросы, которым она подвергла прочую прислугу, также не помогли ничего прояснить. Хозяин уезжал и приезжал в самое неожиданное время. Никто не знал, чем он занимался во время своих отлучек.

– Да ведь вы новый секретарь хозяина, мистер Уайт, – резонно заметила ей горничная. – Если вы не знаете, куда хозяин отправился сегодня, откуда же мне знать?

Стойло Абдиэля оставалось пустым, все в нем дышало темными тайнами и сеном. Конюх уже успел вычистить его и набросать на пол свежей соломы, подложив в кормушку новую порцию сена, так что все готово к возвращению жеребца. Другие стойла пустовали. Ни одной живой души, даже мышей не слышно.

Сильвия собралась вернуться в дом.

Незнакомец загородил ей дорогу.

– Вы кого-то ищете, сэр? – испугавшись, спросила она. Человек стянул с головы картуз из кротовых шкурок. Сверкнули белые зубы. Казалось, темное лицо его треснуло как орех.

– Часом, не вы здесь чего ищете, молодой человек? Она стремительно соображала, не выдает ли ее как-нибудь случайный осмотр стойл.

– Я здесь работаю, – сообщила она. – Чего вы хотите? Человек почесал подбородок, продолжая все так же ухмыляться.

– Не подумайте чего дурного, молодой господин. Просто я пришел за милостыней, что время от времени подает мне ваша кухарка. Я уже ухожу.

Он повернулся и исчез.

Мгновение Сильвия не сводила глаз с опустевших дверей. Человек в кротовом картузе просто растворился в тумане. Однако свистящий голос его раздался снова совсем рядом:

– Хотя будь ты поумнее, молодой человек, то искал бы меня!

Его шепот еще некоторое время эхом раздавался в ее ушах, в то время как сердце бешено билось.

Кухарка только рассеянно улыбнулась, когда Сильвия спросила о незнакомце. Да, она действительно отдала кое-какие объедки цыгану. Она часто ему подавала.

На следующий день Дав вошел в кабинет, внимательно читая письмо. На улице смеркалось. Фонарщик уже прошел их улицей и зажег фонари. Вернувшись, Дав только и успел сбросить шляпу, парик и переодеться. Сильвия подняла глаза от своих гроссбухов, и одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы голова у нее пошла кругом.

Он присел боком на край письменного стола.