– А… ты поэтому превратилась в злую фурию, госпожа моя? – прищурилась главная фея и ответила на кивок девочки: – Да потому, что это тоже тайна! С нами никто не захотел бы иметь дела, если бы знали, что у нас, прости, в каждой штанине не по одной человеческой ножке, а по три паучертовых лезвия. Не любят люди, когда кто-то сильно от них отличается, тебе ли не знать! Странно, что наши крылья никого не смущают. Ах да, мы же вроде как феи, нам положено! Только не называй нас пауфеями, вот еще глупость! Вообще-то мы паучертовки. Феи это так… назвались для красоты. Взрослые наниматели, кстати, в курсе нашей природы. Мы честные бизнес-леди! А вот как ты узнала про… – Фея подрыгала ножкой (тремя!) в синей штанине комбинезона. – О таком даже в Тварниках не пишут, согласно стародавним уговорам. Кто тебе сказал?

Она нехорошо сощурилась и обвела комнатку взглядом… таким, как будто вместо глаз у нее – автомат со сдвоенным стволом и лазерным прицелом.

– Э-э-э… привет.

Паучерт, видимо, решил, что добровольная сдача приравнивается к содействию и в этом случае он, может, и в живых останется. Рахасса плюхнулся на кровать, подгреб к самому окну (окном это можно было назвать с натяжкой – у комнаты отсутствовала одна стена, примерно как во дворце Митькиной бабушки) и подтянул колени к груди. Зрителем прикинуться решил. Митька повторил его движения и позу с той лишь разницей, что и без того сидел на кровати.

Ишка уперла руки в бока. Паучерт обреченно вздохнул. Положение спасла Е-ен, нарочно или случайно – непонятно.

– Но-нор! – пискнула она и кинулась к нему. – Милый!..

– Ноги твоему милому пооборвать бы, – слегка остыла главная фея. – Но-нор, не спрашиваю, почему ты проболтался. Очевидно, потому, что ты глупец. Но зачем?

– Готов понести наказание, – фыркнул тот. – Проболтался из вредности характера. Бесцельно. Просто так. Ешенька, прости.

– А зачем ты вообще сюда притащился? – вдруг снова заговорил Митька. – Насколько я понимаю, паучерта заметить очень сложно, если он того не хочет. Аты, получается, в третий раз засветился. Плохой шпион, что ли?

– Мы, паучерти, – приосанился Но-нор, – не столько шпионы, сколько диверсанты. А я риск люблю. В первый раз, правда, я ничем не рисковал – девчонка приняла меня за поднос на ножках. Не, а что? Обычная такая вещь в обиходе – поднос-самоподавайка.

И он захихикал. Да уж, насколько тонким был вкус Е-ен в том, что касалось дизайна одежды, настолько безнадежно все было, когда она выбирала себе парня. Или у паучертей любовь так же зла, как у людей?

– Во второй раз случайность вышла, – продолжил Но-нор, – а сейчас…

Он вдруг резво метнулся к Карине:

– У меня сегодня контракт истек. Забери меня! В смысле, найми! Я, честное паучертовское, тебе о-го-го как пригожусь.

– Да почему опять я? – взвыла Карина. – Вон иди Митьке навязывайся.

– Ну… девочки, говорят, добрее, – сник тот.

– Погоди-ка, сначала один вопрос. – Митька подобрался, словно готовясь к прыжку. – Только учти: ты соврешь, я учую. И тебе тогда крышка со всеми твоими ножами-бензопилами. Я читал про чертову паутину. – И пояснил Карине: – Тонкая сверхпрочная нить. В умелых руках становится помесью удавки и гильотины. Такой штукой тебя твой отец на балу душил. И такая же фиговина была упрятана в приз. В гонках. Возможно, вместе с паучертом. Даже скорее всего – сама она летать и цель искать не станет. – Он снова обратился к Но-нору: – Голову комментатору ты отрезал, диверсант?

Но-нор сник еще больше.

– Не я. У меня характер не диверсантский, – грустно сказал он. – Я только по шпионской части, ну там, доставка еще. А голову журналисту отрезал, думаю, Лу-лун, он давным-давно специализируется на паутине. Р-р-раз, и нет головы… И контракт у него лет пятнадцать уже. Только вы тоже учтите, что он орудие, а не убийца. Нож ведь не станешь наказывать за то, что им кого-то зарезали. То есть в разных мирах и ножи бывают разные, но я сейчас говорю о таких, которые просто предметы, больше ничего.

Карину передернуло. Вспоминать о гибели комментатора было вдвойне страшно. Вдвойне – потому что во внутренностях (где-то на трех четвертях пути к самой черноте отчаяния) клубились сразу два страха. Один – от того, что погиб невинный человек. Второй – от радости, что погиб не Диймар, а кто-то другой. Да, такая радость вызывала страх. Или сама по себе была отчасти страхом… Когда смерть незнакомца равна жизни… Кого?.. Нет, не думать о Диймаре Шепоте.

– Вообще-то я хотел позвать вас на вечеринку. – Эта фраза, такая странная, такая… из нормальной жизни, но прозвучавшая из уст паучерта, заставила Карину нервно хихикнуть. Пару раз. А потом она взяла себя в руки. – Я же обещал пригодиться, – зачастил тем временем Но-нор, – вот и начинаю. Вечеринка-то не простая, а у символьеров. Глядишь, разузнаешь чего по своей теме…

– По какой еще «моей»? – буркнула Карина, хотя на самом деле она, конечно, понимала, что паучерт более или менее в курсе ее дел.

– Никаких вечеринок, – взвилась И-ин, – во всяком случае, в таком виде. Госпожа моя, ты нас столько держала без дела и тратила так позорно мало денег из контрактного обеспечения, что дай нам час, и мы не только тебя, но и этих оборванцев превратим в достойнейших молодых людей! Для тебя мы уже подготовили наряды на все случаи жизни, даже сумасшедшей, как у тебя. А для этих двоих материал найдется…

Кажется, Карина успела кивнуть. Кажется, Рахасса вяло протестовал: мол, ему все равно, что на нем надето, на вечеринку он не пойдет. Кажется, еще кто-то бормотал еще что-то. Второй раз за эту очень длинную новогоднюю ночь Карину накрыл сон. Проваливаясь в него, она успела подумать, что, оплакивая Рудо, забыла об Арно. Успел ли их начинающий лев покинуть омертвение? Не ранен ли? Она хотела спросить об этом вслух, но губы уже не слушались. Усталость взяла свое, сон победил. Тяжелый, глубокий, но, по счастью, без сновидений.

Он, разумеется, успел. И даже ранен не был, не считая пары тут же затянувшихся порезов на руках. Переход через знак обратного пути из Венеции в Третий город луны продрал Арноху холодом не просто до скелета – до самых глубин каждой кости. Но гораздо сильнее холода был огонь. Он горел в голове, прожигая черепную коробку, сполохами вырываясь из глазниц и ноздрей, оставляя черные следы. Следы эти складывались в одно-единственное мыслеслово – УБИТЬ. Выследить убийцу волка и убить.

Убить убийцу.

Но это длилось лишь секунду. А потом вместо холода пути Арно Резанов ощутил другой – живой, морозно-хрустящий, пахнущий хвоей и Новым годом. И под лапами – то есть ногами – скрипнула снегом знакомая дорога. Обратный путь заканчивался в дереве – точно напротив калитки, ведущей на участок, где стоял дом Карины. К дому направлялся Диймар Шепот, вышедший из обратного пути ровно на секунду раньше Арно. Убийца волка.