— Фамилий случайно не помнишь?

— Нет. Но однажды, помню, брат сказал, когда пришло письмо: «Это от Олега из Воронежа». Они должны быть здесь!

— Не суетись. Может быть, часть писем Саша положил в другое место? Ты трогала эту пачку после его… я хочу сказать, с того самого момента?

— Нет, конечно. Зачем? — Девушка в недоумении пожала плечами. — К письмам никто не прикасался. Просто я знаю, что всю свою переписку Саша хранил в этом ящике: сама видела, как он конверты сюда складывал. Он всегда хранил все письма, никогда их не выбрасывал.

— Геля, ты сказала, Саша переписывался с Жировым? Значит, письма Сергея тоже есть среди них? — кивнула я на россыпь конвертов.

— Ой!..

Еще не дослушав меня до конца, Ангелина стала лихорадочно собирать свой «пасьянс», вглядываясь в надписи и шевеля губами. Я смотрела ей через плечо.

— Не может быть. Точно! Писем от Сергея тоже нет. Ни одного! Ну я вообще ничего не понимаю! — Она беспомощно уставилась на меня. — Наверное, и правда они где-то в другом месте. Иначе как все это объяснить?

Я не стала говорить бедняжке, что объяснить исчезновение Сашиных писем можно очень даже просто: на эти дни с девочки и так достаточно потрясений. Но признаюсь, «все это» мне очень не понравилось.

Мы перерыли весь письменный стол, нижние полки с книгами и даже ту часть платяного шкафа, где хранение корреспонденции можно было допустить хотя бы с натяжкой. Но нигде не обнаружили больше ни единого письмеца или пустого конверта, ни открытки, ни бумажки с адресом — ничего такого. Письма Сергея Жирова и таинственных воронежцев — если таковые действительно были — исчезли бесследно.

Зато с телефонами нам повезло больше. Увлекшись поиском пропавших писем, я на время позабыла о другой — гораздо более распространенной сегодня — форме общения. А Сашин блокнот для записи телефонных номеров преспокойно лежал на своем месте в одном из ящиков стола! Когда же наконец на меня снизошло просветление, я схватила его и открыла сразу на одной из последних букв алфавита — той, которая в данный момент интересовала меня больше других.

Не так уж много у нас фамилий на «Х». В Сашином телефоннике таких абонентов значилось всего пять. Среди них, правда, не было ни одного Олега, и все пять фамилий начинались на «Хо…» или «Хро…». Но перед номером телефона некоего Миши Холина значился код междугородной автоматической связи: 073. Если память мне не изменяет — что почти исключено, — это и есть Воронеж! Какой же умница был Саша Ветров, что догадался записывать в свой справочник не только номера, но и коды городов!

Я с трудом удержалась от искушения позвонить Мише Холину прямо из дома Ветровых. Пожалуй, не стоит подпускать семейку новоиспеченных клиентов так близко к моим детективным методам. Пусть держатся на безопасном расстоянии!

Я сказала Ангелине, что одолжу у нее на время Сашин телефонник: он может мне еще пригодиться. Она взяла с меня клятву, что я не потеряю блокнот. Придется постараться…

Покончив с адресами и телефонами, мы занялись фотографиями, которые девочка притащила из своей комнаты. Их количество сначала повергло меня в ужас. Однако, просмотрев и рассортировав их по-своему, я не без облегчения отобрала всего с десяток: те, на которых лица женщин можно было хорошо разглядеть. И все же выбор подозреваемых получился ой-ой-ой… На любой вкус: блондинки, брюнетки, рыжие. Одну из них опознал Саша незадолго до своей смерти. Кто же в кого перекрасился?..

Порасспросив Ангелину, я записала на обороте каждого снимка имена женщин и степень их знакомства — либо незнакомства — с ее братом. После чего вложила все фотографии в Сашин блокнотик и присовокупила к своему «досье».

За время нашего отсутствия в столовой «вечер знакомств» превратился в настоящую «встречу без галстуков». По-моему, сегодня у нас тут все стихийно образующиеся пары достигли полного взаимопонимания: редкий случай!

Я объявила, что для откладывания поездки в Воронеж и Пятигорск больше нет никаких причин и завтра с утра можно отправляться. Это сообщение вызвало: сдержанное удовлетворение у моего клиента, сдержанную, вернее, затаенную грусть у его дочери и некий сложный перепад чувств между бурной радостью и бурной печалью — у Гоши Скворцова. Видя, что гости собираются откланяться, мудрый Ветров сказал, что мы много потеряем, если не посмотрим их сад. «Проводи, дочка». Принимая его правила игры, я ответила, что с удовольствием променяю пятнадцать минут жары в самом роскошном саду на пятнадцать минут прохлады в четырех стенках, но вот мой племянник никогда мне не простит, если я лишу его удовольствия такой прогулки.

— Виктор Петрович, у вас в доме ничего не пропадало в последнее время? — спросила я, когда мы снова остались одни. — Вашей дочери показалось, что исчезли кое-какие Сашины письма.

— Бог с вами, Таня! Ерунда какая… Откуда Ангелине знать, что там у Саши было? Кому могли понадобиться какие-то письма, что в них за «тайны мадридского двора»? Нет, никаких пропаж я не замечал. Впрочем, — добавил генерал как бы про себя, — если бы сейчас средь бела дня с неба исчезло солнце, я и это вряд ли заметил бы. Вот только…

— Что такое?

— Да так, чепуха… Янина книжица исчезла.

— Какая книжица?

— Что-то вроде блокнота. Я и не знал о его существовании, пока она не сказала. Говорит, дорогая такая вещица, подарочная: обложка под малахит. Яна сказала, она только потому и расстроилась, что это памятный подарок. А записи, мол, были ерундовые. Так, «консервировала свои порочные мысли» — это ее слова.

— Вот как? Любопытно…

— Вот и Алексею было очень любопытно. Только его невестушка никогда не расставалась со своей книжицей. Она решила, что потеряла блокнот в лесу по дороге из Тарасова — ну, когда мы останавливались по просьбе Марины. А я думаю, грешным делом, что это Алешка и позаимствовал дневничок, — усмехнулся Ветров. — Воспользовался моментом… Да, видно, никакого криминала там не нашел, потому что подготовка к свадьбе идет полным ходом.

Я поймала себя на мимолетном чувстве, похожем на досаду. Жаль, однако, что эта малахитовая «консервная банка» попалась в руки Павлину, а не мне. Уж я бы точно выудила оттуда что-нибудь «солененькое»! Все-таки Яна уже полгода живет в доме Ветровых, с новыми людьми, и ее наблюдения, оценки пришлись бы мне кстати.

Интересно, какие такие «порочные мысли» могут посещать эту белокурую головку?.. Я постаралась представить себе это, но так и не смогла.

Осмотр сада явно затягивался, и я решила воспользоваться моментом и тоже кое-что осмотреть. А именно — комнату, где фактически под домашним арестом провела свои последние дни и часы Марина Ветрова. А вдруг?..

В ответ на мою просьбу муж покойной коротко кивнул и встал из-за стола. Лицо его осталось непроницаемым.

— Я вас провожу. Но вряд ли вы найдете там что-то интересное. Все, что осталось после нее… все ненужное, я хочу сказать, Яна еще вчера, после похорон, вынесла и сожгла в саду. Сказала, что так положено. Примета, что ли, такая? Я не слышал.